Литературная Газета 6230 (26 2009)
Шрифт:
– То есть книги могут быть опасны? И могут изуродовать человека?
– Книги опасны, да. Но только большие книги опасны. "Происхождение видов" Дарвина. "Капитал" Маркса А человека ничто изуродовать не может. Он либо принимает идеи, и тогда они ему нужны, либо не принимает.
– Когда вы в последний раз читали чужие художественные тексты?
– Недавно внимательнейшим образом перечитывал "Фауста" Гёте в переводе Холодковского. Так как я нахожусь в возрасте Фауста и у меня те же проблемы. К тому же я хочу писать о Фаусте вообще, не только о Фаусте Гёте. Исторический Фауст, кстати говоря, учился в Виттенберге, том самом, где Мартин
– Есть мнение, что в прошлом Эдуард Лимонов был блестящим стилистом (что безусловно верно, если вспомнить такие его книги, как "Дневник неудачника" или "Смерть современных героев") и затем стал откровенно пренебрегать всеми этими литературными "виньетками", начав писать предельно сухую, стремительную эссеистику.
– Ну несут пургу люди. Разные книги преследуют разные цели и потому пишутся по-разному. В тюрьме я написал среди прочего "Книгу воды", и она сделана по стандартам "Дневника Неудачника". Но там же, в тюрьме, я написал по-своему безупречные книги Та же "Другая Россия" по-своему хороша, потому что её стиль соответствует содержанию. Только мелкие таланты повторяют себя и всю свою литературную жизнь переписывают одну книгу.
– К слову о первой книге: за переиздание романа "Это я - Эдичка", если мои источники не врут, вам предлагали уже 50 тысяч долларов и готовы сумму удвоить. Но вы отказываетесь его переиздавать. Он выйдет в России, скажем прямо, при вашей жизни? Или нет?
– Я, может быть, продам киноправа на книгу "Это я - Эдичка", если мне заплатят достойную сумму.
– Зато "Книга мёртвых-2", говорят, скоро будет? Не хотите написать тогда и "Книгу живых"? В том же жанре, что и "Книга мёртвых", но о тех, кого вы видите вокруг себя сегодня?
– "Книгу Мёртвых-2" я только что закончил. Не по своей воле её написал. Константин Тублин - издатель "Книги мёртвых-1" - мне долгие годы предлагал её сделать, и я в конце концов скрепя сердце, сознаюсь, соблазнился деньгами. "Книгу Живых" не хочу.
– А вот мне про живых даже интереснее было бы узнать. Понимаю, что сейчас потяну в дебри, далёкие от вас, - и тем не менее: кто выиграл в долгом споре писателей-патриотов и писателей-либералов? Насколько вам сегодня близки политические взгляды, скажем, Евтушенко или политические взгляды Валентина Распутина?
– Мне одинаково далеки и те, и другие. Я в других координатах себя мыслю и осуществляю. Я просто иной. Прошу прощения за это и у тех, и у других.
– Тогда с другой стороны зайду. Вы знали сотни литераторов - как русских, так и зарубежных. Со многими общались близко, дружили Во многих разочаровались. Есть ли в мире литературы люди, к которым вы сохранили уважение?
– Я сохранил уважение к ряду людей, большинство их не литераторы и даже вовсе неизвестные люди.
– О живых вы действительно не очень хотите говорить Судя по вашей эссеистике, вашим интервью, есть в русской литературе второй половины XX века как минимум два литератора, по которым вы сверяете свою жизнь, свой успех. Это Солженицын и Бродский. Что вас привлекает в этих людях, что раздражает?
– Эти двое - как в боксе, спарринг-партнёры. Я на них тренировался. Меня в них уже ничто не раздражает, так как они умерли.
– Я вижу, вы не очень хотите говорить о литературе. Как вы определили бы свои политические взгляды?
–
– А вам не кажется, что потенциал русского народа подорван? Что воля к жизни у русского человека истощена? Или, может быть, всё обстоит иначе и русские, как нация патерналистская, просто ориентируются на отцов государства? И если народу дать, что называется, большую идею, общее дело - всё стремительно изменится?
– У меня нет статистики: подорвана или нет. Как позитивно заряженный политический и исторический персонаж, я делаю свою работу. У меня есть догадка, что арифметика в оценке народов не работает. Достаточно, видимо, здорового меньшинства, чтобы вытянуть нацию на себе к подвигам и создать ей героическую репутацию. Один старик-фронтовик как-то сказал мне по поводу Великой Отечественной: "Вы думаете, Эдуард Вениаминович, что в ту войну все были блистательными героями? Так не было. На одного героя приходилось три шкурника". Нужны ли комментарии? Войну всё равно выиграли.
– А себя вы ощущаете русским человеком?
– А кто я, по-вашему? Самый что ни на есть упрямый, самоуверенный, толковый, азартный, энергичный русский мужик с Волги. С причудами, конечно, но с правильными моральными ценностями и ориентирами.
Беседу вёл Захар ПРИЛЕПИН
"ЛГ"-ДОСЬЕ
Эдуард Лимонов (Савенко) родился 22 февраля 1943 г. в Дзержинске Горьковской области. Литератор, политический деятель. Автор около 50 книг, переведённых более чем на 20 языков. В числе сочинений романы "Это я - Эдичка" (1979), "Смерть современных героев" (1985), "Последние дни супермена" (1997), сборники стихов "Русское" (1979), "Мальчик, беги!" (2009), книги эссе "Дисциплинарный санаторий" (1986), "Священные монстры" (2004), политический памфлет "Лимонов против Жириновского" (1994), сборник воспоминаний "Книга мёртвых" (2001), пьеса "Смерть в автозаке" (2003) и многих других.
Привычная колея
Анна КАРАПЕТЯН, 26 лет, Москва
***
Ходили по рельсам. Ловили в ладони небо.
Задержаны рейсы. И быль превратилась в небыль.
Могла бы пешком. Через все эти перегоны.
Но машет флажком ребёнок мне из вагона.
В глазах у него отражается наше небо.
Он мало где был. И так много ещё где не был.
Он мало что видел. Но многое понимает.
А вырастет - станет как все. Обо всём узнает.
Он станет таким же, как взрослые, хмурым, серым.
Уже ничего не сможет принять на веру.
Он тоже научится жить по чужим приметам,
Где утренний кофе, новости и газеты.
Где низкое небо и на дорогах пробки.
Где заперты жизни в этих квартир коробки.
Где кто-то, как я, так же будет стоять нелепо
Перед ребёнком, в глазах которого - небо.
***
И пока ты ходишь другой дорогою,
Убеждаясь в том, что она - твоя.
Я сижу здесь одна.