Литературная Газета 6233 (29 2009)
Шрифт:
Молчание длилось секунд пятнадцать. И снова зазвучали чеканные строки:
Нависли хладные штыки.
Сыны любимые победы,
Сквозь огнь окопов рвутся шведы;
Волнуясь, конница летит;
Пехота движется за нею
И тяжкой твёрдостью своею
Её стремление крепит.
Мы были поражены. Вся третья песнь поэмы была прочитана наизусть. Какая ясность ума и глубина памяти! Теперь я понимал, почему писатель, не имея возможности перечитывать написанное, знал все варианты своего романа, писавшегося более сорока лет. И права была Наталья Леонидовна, когда говорила мне, что отец, диктуя ей новый вариант какого-нибудь эпизода, точно называл страницы рукописи, в которые надо было бы внести изменения.
Чтение им Пушкина было хорошим уроком юному поэту. Толя понял, как надо относиться к отечественной классике: трепетно и уважительно; её необходимо знать в совершенстве. Ненавязчиво было преподано главное - любовь к литературе, к родному языку.
Восхищённый, я попросил разрешения сфотографировать его с моим сыном.
– А зачем?
– спросил Леонид Максимович.
Вопрос был непростой, но я нашёлся что сказать:
– Представьте себе, что наступит время, когда в России будут праздновать 150-летие Леонида Леонова. Будут произноситься торжественные речи о вашем творчестве, академики будут делать пространные доклады, и вдруг на сцену поднимется пожилой человек и скажет, что он встречался с юбиляром, был у него в гостях и даже слышал, как им читалась пушкинская "Полтава" наизусть. Ну кто ему поверит? И тогда он вытащит из кармана фотографию.
Леонид Максимович рассмеялся:
– Что делать с вами! Снимайте!
Я сделал несколько снимков своей "мыльницей". А поскольку на столе лежал сигнальный экземпляр "Пирамиды", я попросил автора взять в руки эту ещё пахнущую типографией книгу. Этот последний роман классика отечественной литературы, надеюсь, ещё прочтут основательно, будут изучать в школах и институтах, ибо такие произведения пишутся всей жизнью и всё равно являются редкими и гордыми вершинами среди просторной равнины мировой культуры.
Этот уникальный снимок автора с романом в руках ещё нигде не печатался.
Анатолий ПАРПАРА
А Кубань течёт…
ЖУРНАЛЬНЫЙ ВАРИАНТ
"Мёртвый плюмаж", "Смех до "отпада", "Гомососный арьергард". Таковы заголовки статей только что вышедшего из печати номера журнала "Кубань" (N 1, 2) за 2009 год. Автор статей - главный редактор этого издания Виталий Канашкин. Профессор и литературный критик, публицист, чьё имя разные люди на Кубани произносят кто с гневом, а кто и с восхищением, не избавился от своей харизмы "человека-скандала".
Наверное, многие помнят, что это в журнале Виталия Канашкина впервые появилась нашумевшая статья Игоря Шафаревича "Русофобия". Притом полный её вариант. И здесь впервые в России напечатан Эдуард Лимонов, его "Подросток Савенко". С тех пор, а может, ещё и с более ранних В. Канашкин в своей публицистике "достаёт" всю кубанскую политическую и литературную знать. При этом умудряется одним и тем же пером похвалить и похаять. Для меня лично эпатажный профессор непознаваем, как удалённая от Земли планета.
В своих редакторских заметках В. Канашкин уже в который раз раздаёт орехи и серьги кубанскому губернатору А.Н. Ткачёву, его "протеже" Екатерине Великой, автору "Маленького Парижа" писателю Виктору Лихоносову. Какие это "орехи" и "серьги" - фальшивые или золотые, предстоит разобраться читателям. Тем не менее чтение Канашкина - чтение щекотливое или щекочущее, как кому угодно.
В спаренном, толстом
Виталий Канашкин как-то сказал, что он - не человек. Он - народ. Конечно, в этом заявлении - местечковый эпатаж. И всё же, по моему разумению, журнал без идеологической концепции должен существовать. Но при этом у него должна быть хотя бы художественная концепция. А она есть. Все перечисленные мной авторы "Кубани" - интересные прозаики и поэты. Так, Лариса Новосельская с её "Пани Валевской" - интересное, психологически мотивированное чтение. Главный герой рассказа "Пани Валевская", женившись на польке, страдает то ли от несоединимости двух славянских душ, то ли от русской "дурной" рефлексии. Он - непрактичен. И корит эту свою непрактичность. Он - несчастен. И рад этой своей несчастности. Что ж, такое бывает! И это одновременно - правда вымысла и правда жизни.
Стихи сочинского поэта Валерия Клебанова совершенны по стилю. И афористичны:
Весь город - пара узких улиц,
где среди скученных коробок
мы вроде узников и узниц
семейных склок, дорожных пробок.
На тесном стыке гор и моря
все - до последней капли - тут:
Весь наш Содом и вся Гоморра,
И райский сад, и Божий суд.
Критические обзоры в этом номере взяла на себя Наталья Щербакова. Удачной, если не сверхудачной я бы назвал её статью-комментарий "Достоевский и рулетка". Н. Щербакова вполне справедливо считает и доказывает то, что Достоевский ставил социальные опыты на себе. Конечно, не специально, а так получалось. Его "история греха" - рулетка в Гамбурге. В журнале печатаются письма Ф.М. Достоевского к жене А.Г. Достоевской.
Бесспорно, интересно интервью с президентом Чечни Р. Кадыровым, рассуждения учёного, ректора одного из кубанских вузов О. Паламарчука "Семь-Я. Приглашение к дискуссии".
Не могу умолчать о том, что не все материалы этого номера объективны с точки зрения истины и корректны. Так, в одной из статей Виталий Канашкин обвиняет редактора газеты "Кубанский писатель" Светлану Макарову в том, что она не печатает на страницах этого издания известных кубанских литераторов. Не согласен. И Н. Зиновьев, и К. Обойщиков, и многие другие писатели нашли прописку на страницах маленькой "литгазеты". Более того, считаю недостойным для опытного критика, академического учёного выпады в адрес той же С. Макаровой с такими словцами, как "фигурантка", "стоящей рядом с административной кассой". Что это? Судебный протокол?
Но Канашкин есть Канашкин. Он - не "сникерс". Шокировать читательскую публику - его кредо. Может быть, поэтому и журнал этот, "Кубань", по сию пору существует и за ним гоняются. А выходит он в Краснодарском крае с 1945 года.
И сейчас "Кубань" выпускается временами со сбоями. Вот кто-то пожертвует на полиграфию, и издание Союза писателей России и Кубани выйдет. Злой журнал, едкий, порой несправедливый. Но так тошно жить среди вечного литературного фимиама! Благовониями ведь не прикроешь трагическую несуразицу российской действительности. Надо кончать со сладким дымом, "мёртвым плюмажем" хотя бы вот таким оригинальным образом: талантливой прозой, даровитыми стихами, непричёсанными, "неправильными" статьями.