Литературная Газета 6247 (№ 43 2009)
Шрифт:
А вот Захаров, очень на то похоже, решил руководствоваться именно этими парадоксальными проявлениями «последней воли» в стремлении пробиться к «истинному», очищенному от всех «позднейших напластований» авторскому замыслу. Чехов, значит, у нас негодовал на художественников, что «тянут мучительно», восклицал, что «Акт, который должен продолжаться 12 минут maximum, … идёт 40 минут» — так поддадим же жару, пустим всю историю в галоп, дабы уложиться в два часа с антрактом. И мерихлюндии всей этой, якобы «чеховской», никакой не нужно: сказано «комедия» — быть по сему! И «местами» на сцене Ленкома разворачивается такой в полном смысле данного термина «фарс», что мало никому не покажется: с ужимками и прыжками, с выстрелами и падениями, с фокусами Шарлотты Ивановны,
Катастрофа вышла посильнее, чем продажа вишнёвого сада. Там хоть какая-то, пусть призрачная надежда в финале оставалась — если «по Чехову». Здесь решительно никакой. Причём изначально.
Да и о чём вообще весь сыр-бор, если никакого сада, в привычном понимании этого слова, в спектакле и вовсе нет. Вместо него с явным вызовом торчащие в глубине сцены какие-то палки: то ли заросли обглоданного камыша, то ли строительная арматура в образе остатков былой роскоши. Чего уж, по совести говоря, из-за этого так переживать и страдать? Вот никто особо и не страдает. Ежели во всей губернии и есть что-нибудь интересное, даже замечательное, то только вот такой вот вишнёвый сад, если в «Энциклопедическом словаре» упоминается про этот сад — то чего, положа руку на сердце, стоят такие энциклопедисты и чего ждать от этих губернских обитателей?..
Герои комедии в спектакле Захарова — существа по преимуществу одноклеточные, в лучшем случае наделённые одной, правда, пламенной страстью, как, скажем, Любовь Андреевна Раневская, предстающая в исполнении Александры Захаровой женщиной, без сомнения, эффектной, в действительно роскошных «парижских» туалетах, но одержимая, бедная, тяжёлой формой нимфомании, как то верно диагностировал кто-то из нечитаемых постановщиком коллег. Этим и интересна, и вместе исчерпана. А брат её Гаев, похоже, с самого начала вполне удовлетворён, даже с видимым удовольствием предвкушает предложенное ему место в банке, а потому все свои длинные, сотрясающие воздух монологи произносит, по всей вероятности, с единственной целью — хоть чем-то занять теперешнее пустое и бессмысленное время в приближении заветного часа вступления в должность. У персонажа Александра Збруева по большому счёту всё в порядке, за исключением одного досадного «пунктика» в виде небольшого недержания речи. Куда хуже дела обстоят у Пети Трофимова — Дмитрий Гизбрехт очень старательно изображает его персоной с целым букетом нервно-психических отклонений: какой уж тут смешной урод? — просто несчастный уродец, надо смотреть правде в глаза… Ну тут хотя бы есть, что называется, что поиграть. Кому-то из артистов (и персонажей) повезло не в пример меньше. Бегает, например, всю дорогу по сцене какой-то странный чудаковатый тип с гитарой — ты далеко не сразу отождествляешь его с практически лишённым реплик Епиходовым.
Вся эта пёстрая, суетливая компания абсолютных недотёп, невесть зачем забежавшая на короткое время в условное имение, чего-то как-то тут пошебуршившаяся, покричавшая и, присевши на дорожку, убежавшая прочь, оставив по себе сумбурные воспоминания, не согретые ровно никакой эмоцией, — она предстаёт перед нами словно бы сквозь призму зрения Фирса. Того чеховского Фирса, лакея, старика, 87 лет, обитающего с его мерцающим, угасающим сознанием наполовину в мире каких-то начисто забытых, полумифических идей и представлений, наполовину же — в совсем ином саду.
Ленкомовский Фирс — особа совсем принципиально иного рода. Мало того, что в исполнении Леонида Броневого он почти обречён на центральное место в спектакле, так режиссёр ещё и всячески подчёркивает его особое здесь положение. Фирс, сыгранный актёром на том классе, который уже не нуждается в каких-то специальных усилиях для завоевания зрительного зала, ни даже в описаниях, это резонёр, домовой, Бэрримор, или, может быть, такой умудрённый жизнью Труффальдино, или порядком остепенившийся Скапен — в любом случае это персонаж из какой-то совсем другой оперы. Неторопливо, с преизрядным чувством собственного достоинства прохаживается он среди, а точнее, сквозь всех прочих — единственный нормальный и здравый человек посреди диковатой толпы, в большей или меньшей степени безумцев. Изрекает сентенции (в данном случае текста относительно первоисточника, наоборот, добавлено), которые, хочешь не хочешь, звучат безапелляционным приговором окружающему миру.
О том, что положение вещей, когда всё враздробь неминуемо ведёт к катастрофе, про то, что воля есть несчастье, и даже в этой не единожды повторяемой мантре, как прежде вишню сушили, мочили, мариновали, слышится отходная веку, в котором сушатся и маринуются исключительно нескладные человеческие судьбы, а насчёт «замочить» — так мы с некоторых пор чётко знаем, в каких предлагаемых обстоятельствах и по отношению к кому этот глагол употребляется.
…Но «Вишнёвый сад», к сожалению, не монопьеса. На такой случай в наследии Антона Павловича «Лебединая песня». Хотя нет, в ней ведь двое персонажей — актёр и суфлёр.
Марк Захаров, несомненно, ставит чеховскую комедию о себе и о своём театре. Возможно, подсознательно. Но, скорее всего, осмысленно. Ведь все мы из прежней жизни прекрасно усвоили, что со своим прошлым надо расставаться смеясь. Вот только иногда выходит этот смех на поверку совсем невесёлым. И на чаемый родимый смех сквозь слёзы он в то же время нисколько не тянет. А выглядит как пароксизм, как производное от какой-то осклабившейся гримасы. Которую хочется поскорее забыть, стереть из памяти…
И почти невозможно удержаться от того, чтобы закончить тем хрестоматийным предложением, той ремаркой, той музыкальной кодой, что отсутствует в спектакле Ленкома. А была бы она там весьма и весьма уместна. Это, как вы, по всей видимости, уже успели догадаться:
Звук лопнувшей струны.
Александр А. ВИСЛОВ
23.10.2009 23:19:31 — Мария Николаевна Садикова пишет:
Лопнувшая струна
Блестящая статья и высочайшего уровня анализ. Огромное спасибо автору за честный и умный взгляд на сегодняшние события театральной жизни.
23.10.2009 10:05:32 — Валентин Иванович Колесов пишет:
Почему так?
Любопытный факт: я обожаю "Формулу любви", смотрю бесконечное число раз. И совершенно не воспринимаю всё остальное у Захарова. Может быть, какой-нибудь психолог объяснит два парадокса: мой и Захарова. К моему добавляю, что ненавижу его антисоветизм. А вот как может один и тот же человек создать один шедевр, а все остальное — скука. Репортаж о постановке "Вишневого сада" подтверждает: неладно что-то в нем.
Гамлет — Тиран с Земли обетованной
Искусство
Гамлет — Тиран с Земли обетованной
ГАСТРОЛИ
Государственный театр наций открыл сезон новым и многообещающим проектом «Шекспир@Shakespeare[17]». Обещают представлять в России самые последние достижения по части освоения наследия Великого Барда, выпускать собственные постановки его произведений, проводить мастер-классы и много ещё чего другое… Если сумеют — честь им и хвала. Нет — за попытку спасибо! Шекспировского фестиваля явно не хватает России, для которой Шекспир после Чехова драматург № 1.