Литературная Газета 6298 (№ 43 2010)
Шрифт:
По отношению к творческому человеку «молодость» – понятие более чем относительное. Тем, чьи работы разместились в залах на Крымском Валу, в среднем от двадцати до тридцати. Самому юному – семнадцать. Во времена не столь отдалённые участие в выставке такого масштаба для молодого дарования было фантастической удачей, ибо по сути являлось, как тогда любили выражаться, путёвкой в большую профессиональную жизнь. Для экспонентов сегодняшнего дня это, скорее, моральная поддержка: подтверждение того, что они ещё кому-то нужны, кому-то интересны. Быть верным любимому делу вообще под силу далеко не каждому: если конъюнктура не сломит, то голод заставит искать компромисс. И это в лучшем случае. В худшем дело жизни задвигается в самые дальние закоулки повседневности, уступая место занятиям более надёжным и денежным. Ведь продуманной государственной
Однако дело ведь не только в суровой неумолимости нашей сегодняшней жизни. Искусство, и ни один из его видов исключением тут не является, из явления самоценного всё больше превращается в «удобрение» для процветания и плодоношения арт-рынка. Не секрет ведь, что художники, сохраняющие верность принципам реалистического искусства, сегодня не в почёте ни у арт-критиков, ни у модных галеристов, ни у арт-дилеров, ни у меценатов и ценителей с кошельком. И пресса по всем вышеозначенным причинам их не жалует. Если ты не эпатируешь публику, если не опускаешь зрителя мордой (не лицом!) в субстанцию, название которой начинается на букву «д» (или «г»), если не оплёвываешь извечные моральные ценности, которые мы до сих пор почему-то именуем общечеловеческими (ах, если бы!), и, наконец, если целью твоего творчества не является конструирование маргинальной «реальности» – ты не художник. Тебя попросту не существует в сфере «современного искусства».
Ан нет! Пройдите по залам, убедитесь. Полторы тысячи участников. Разумеется, это верхушка айсберга, который ни при каких условиях целиком бы в ЦДХ не уместился. Более двух с половиной тысяч работ в жанрах самых разных. В том числе и тех, что сегодня девальвируются всё теми же рыночными отношениями, вторгающимися в творческие лаборатории художников кино, театра, мультипликации или, скажем, такого практически коллапсирующего вида творчества, как народные промыслы (на выставке представлено и ковроткачество, и резьба по кости, и роспись по дереву). Идёшь по залам, всматриваешься в холсты и плакаты, в куски камня и обломки пластика и не можешь не удивляться: для этих «неактуальных» ребят обычная, не лишённая рутинности, а значит, настоящая жизнь, которую по мере сил проживает каждый обыкновенный (так и хочется написать – нормальный) человек, актуальна. Сиречь – важна и интересна.
Интересен заснеженный старый дом в кривом московском переулке, окружённый коробками бизнес-новостроек. Овцы, пасущиеся на зелёном лугу. Старики-ветераны, сидящие за праздничным столом в День Победы. Им интересно делать театральные костюмы эпохи Елизаветы Английской или «короля-солнца». И пусть материалом для них служит непрезентабельная «простынка», от них всё равно глаз не оторвать. Рисовать мультики, например «Трое в лодке, не считая собаки». И изобретать декорации к «Вишнёвому саду».
Впрочем, из этого не вытекает, что в творчестве молодых всё так идиллично. На острые проблемы они тоже откликаются, и весьма эффектно. Достаточно осмотреть зал, посвящённый плакату. Тут и их взгляд на «болезни века», и жёсткий диагноз геймерам семи лет от роду, и размышления о смысле нашей быстротекущей жизни.
Я намеренно не называю имён и фамилий, не указываю работ. И вовсе не потому, что, назвав одних, вынуждена буду «забыть» о других, не менее достойных. Просто для меня эта выставка воплощает собой не собрание персоналий, а своего рода наш ответ чемберленам от так называемого актуального искусства, за которыми и пиар, и большие деньги, и мода. А за этими ребятами – ничего, кроме их таланта.
Ксения ВИШНЕВСКАЯ
Выставка продлится до 28 ноября
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Андрей
Искусство
Андрей Житинкин: «Вокруг театра должна стоять толпа»
ПЕРСОНА
– Первые шаги на профессиональном поприще принесли вам славу режиссёра скандального. Сегодня – вписывают чуть ли не в классики. Как произошла такая метаморфоза?
– Эволюция режиссёра – самое интересное, что может быть на свете. Первый спектакль я поставил в двадцать. Отчёт о прохождении преддипломной практики Галина Борисовна Волчек подписывала мне в полуобморочном состоянии, поскольку так в «Современнике» ещё не играли. Дипломным спектаклем был «Снег. Недалеко от тюрьмы» в Театре Ермоловой с ещё никому тогда не известными Еленой Яковлевой и Александром Балуевым. Это были их первые главные роли: сбежавший из зоны заключённый по кличке Ангел спасал беременную лимитчицу, которую весь спектакль насиловали менты. Какую репутацию можно было заработать после такого спектакля? Потом меня стали называть эпатажным режиссёром.
– После «Игры в жмурики»?
– Пожалуй, да. Спектакль, в котором играли замечательные ленкомовские актёры Андрей Соколов и Сергей Чонишвили, шёл более десяти лет. Этим спектаклем мы попрощались с советской эпохой. Мне всегда было важно говорить со зрителем о том, о чём говорить в нашем обществе было не принято. Затем за мной закрепилось определение «провокационный». «Ночь лесбиянок» рассказывала о судьбе Стриндберга, чью жену увела из семьи актриса. Роль выдающегося драматурга играл очень серьёзный актёр Георгий Тараторкин. Жесточайшая личная трагедия сделала прозу Стриндберга такой кровавой. Я первым поставил в Театре им.Моссовета «Собачий вальс» Леонида Андреева, где поднималась проблема суицида.
– У нас до сих пор избегают серьёзно обсуждать эти темы.
– Не каждый отважится на такой разговор, особенно если речь идёт о его собственной судьбе. Пятнадцать лет шёл «Псих» с Сергеем Безруковым – о советской психушке, а она у нас самая страшная в мире. Чуть меньше – «Признания авантюриста Феликса Круля».
– У ваших спектаклей долгая сценическая жизнь.
– Потому что они о вечных проблемах, с которыми сталкивается в жизни подавляющее большинство людей, пусть они не рискуют признаться в этом даже самим себе. «Мой бедный Марат» в Моссовете идёт 16-й год. Ставили его к 50-летию Победы. Думали, сыграем несколько раз для ветеранов и снимем. А публика до сих пор смотрит эту историю. Потому что она не о «распущенности», а о прекрасной любви втроём. Поодиночке, и даже вдвоём, герои не выжили бы в блокаду. Это был их путь к спасению, но в мирной жизни он не сработал, отсюда и все проблемы, которые обрушились на их головы.
– Был период, когда вас называли режиссёром модным. Но мода – штука преходящая. Обидно не было?
– Мне совершенно безразлично, какие ярлычки на меня навешивают. К модным меня причислили, когда я начал работать с выдающимися нашими актёрами. Георгию Жжёнову я сделал его последний в жизни спектакль «Он пришёл» по пьесе Пристли. Для Юрия Яковлева – «Весёлые парни», спектакль об угасании гения. На Козакова был поставлен «Венецианский купец», и я считаю это лучшей его ролью. С Гурченко мы сделали три проекта – «Поле битвы после победы принадлежит мародёрам», мюзикл «Бюро счастья» и такой анекдот на тему «Ревизора» – «Случайное счастье милиционера Пешкина». Мне смешно, когда говорят, что в СССР не было института «звёзд». Был! И эти выдающиеся актёры, обделённые материально как никакие другие, больше всего достойны спектаклей, поставленных именно на них.