Литературная Газета 6312 ( № 7 2011)
Шрифт:
Двадцать лет назад, когда разваливалась держава Советский Союз, мне удалось в альманахе «Русский рубеж» опубликовать отрывок из этой повести со своим предисловием. Тогда в предреволюционной сумятице мне хотелось, чтобы мои современники увидели в подвиге русских галлиполийцев пример несгибаемой нравственности и жизнестойкости русского человека.
В Галлиполи возродилась русские церковь, школа, газета, книга. Издавалась ежедневная газета «Огни», два раза в неделю газета «За рубежом». За год было проведено 180 сеансов устной газеты, которые, как сегодня выяснилось, проводил капитан Раевский. Сеансы прослушивали до 3 тысяч человек. Издавалось
Удивительно, что общество не было монолитным по своему социальному составу. Среди галлиполийцев было 20 000 крестьян, 6 тысяч бывших студентов, 1500 женщин – жен офицеров и несколько сотен детей. Все находили занятия по душе. Общество изыскало возможность отправить не казенный кошт более 500 человек доучиваться в Прагу.
Вспоминая нравственный подвиг галлиполийцев, мы испытываем не только горечь за людей, покинувших родину, но и гордость за русского человека, сумевшего за гранью отчаяния проявить величие духа и перешагнуть через безысходность.
Продолжением повести Лукаша «Голое поле» стал, увидевший ныне свет, «Дневник галлиполийца» Раевского. Передо мной, прочитавшем оба произведения, возникла стереоскопическая картина трагического исхода. Два очевидца пишут об одном и том же. Стиль, манера изложения – все разное, но удивительное единодушие в понимании и оценке произошедшего.
Закономерные случайности
Путь Лукаша очень схож с судьбой Раевского. Иван Лукаш успешно прошел два университетских факультета – филологический и юридический. Но грянула Первая мировая война и он добровольцем записался в Преображенский полк. Затем Гражданская война, исход из Крыма, галлиполийское сидение…
А до войны, мирная благополучная жизнь. Несмотря на небольшие доходы, Лукаши смогли дать высшее образование всем семерым детям. Отец Сазонт Лукаш работал в Петербургской академии художеств сторожем. Репин писал с него казачину с перевязанной головой, азартно обсуждающего письмо турецкому султану. Возможно, сохранилось и детское изображение самого Ивана. Скульптор Стеллецкий лепил с него голову мальчика, и она выставлялась в академии.
Жизнь семьи простолюдинов Лукашей, как и жизнь дворян Раевских, была разрушена Октябрьским переворотом.
Увлекшись когда-то литературой русского зарубежья, судьбу Лукаша я знал хорошо и даже написал о нем короткую биографическую статью в словарь известного западного исследователя русской литературы 20 века Казака. Работал я тогда в институте Мировой литературы под началом замечательного писателя Олега Михайлова – автора замечательных биографий в серии ЖЗЛ «Куприн», «Бунин», «Суворов». Во многом благодаря Олегу Николаевичу были возвращены произведения многих эмигрировавших русских классиков - Бунина, Куприна, Зайцева, Шмелева… Со многими видными деятелями русского зарубежья он умудрялся, будучи, естественно, невыездным переписываться из-за железного занавеса.
Олег Иванович Карпухин, зная о моей дружбе с Михайловым, попросил передать ему вышедший том «Неизвестный Раевский». Просьбу я выполнил и даже не удивился, что Михайлов был знаком со стариком Раевским и активно переписывался с ним. Кстати, и Михайлова не обошла военная планида. Он воспитывался в Суворовском училище и, скорее всего, поэтому так блестяще пишет о русских писателях-офицерах.
Один народ
Рассказ Михайлова о дружбе с Раевским еще раз убедил меня, что абсолютных тайн не бывает. Конечно, о Раевском знали не только спецслужбы. Слишком крупной он был фигурой и вклад его в русскую культуру был не мал. С глубоким уважением относились к старику и алма-атинские писатели. Олжас Сулейменов пошел в ЦК компартии республики, что бы помочь старшему товарищу.
Встретил его сотрудник ЦК Олег Карпухин.
Олжас изложил просьбу:
- Писателю Николаю Раевскому под девяносто. Нужны хорошие бытовые условия, улучшенное медицинское обслуживание, а для этого надо бы выхлопотать старику звание «Заслуженного деятеля культуры».
Сегодня, одурманенному антисоветской пропагандой сознанию, трудно представить, что высокопоставленный сотрудник ЦК Карпухин искренне проникся заботой о старике. Ему удалось преодолеть все мыслимые и немыслимые препоны. В КГБ его предупреждали и стращали, что помогает врагу народа.
У Карпухина совершенно советская биография. Офицер, преподаватель университета, сотрудник ЦК ВЛКСМ, затем ЦК компартии Казахстана. И никаких идеологических шор на глазах. Подобных людей было немного, но они были. Именно такие люди в России во все времена и при любом режиме составляют элиту общества.
Сейчас принято наше советское прошлое вымазывать одной черной краской. Но ведь не только Карпухин, но и вышестоящие партийные товарищи, взяли на себя ответственность и помогли старому писателю – белогвардейцу и «врагу народа». Всегда были люди, которые понимали, что независимо от воззрений мы - один народ.
Олег Карпухин смог даже организовать Раевскому выезд в Чехословакию на поиски оставленных там в 1945 году рукописей, которые он спрятал у доверенных людей. Поначалу Карпухин обратился в Союз писателей СССР. Те, с изумлением, спросили: «А, разве, он жив?». И, как водится у чиновников, в помощи отказали. Но Карпухин не унимался. В конце концов, ему удалось отправить за границу Раевского через казахское общество дружбы. Удалось договориться, чтобы писателя сопровождала съемочная группа казахского телевидения. Материалы съемок послужили режиссеру Александру Головинскому основой для фильма о Раевском. Карпухин в пику чинушам назвал его «Письма живого человека». Фильм в 1988 году был показан по центральному телевидению. Раевскому он понравился.
В 1987 году Карпухин из аппарата ЦК КПСС перешел заместителем академика Дмитрия Лихачева в Советский фонд культуры, вскоре при фонде было организовано Пушкинское общество и Николай Раевский стал его почетным членом. Причудливы пути твои, Господи!
К сожалению, поездка 1987 года в Прагу успехом не увенчалась. Через год Раевский умер, а еще через два года Карпухин обнаружил часть его рукописей в архиве Октябрьской революции в Москве.
Через несколько лет студенты Карлова университета нашли чемодан с рукописями Раевского на чердаке старого дома и передали своему профессору Владимиру Ивановичу Крестовскому, а тот, после долгих размышлений, подарил его Карпухину. В этом чемодане оказались спрятанные в годы войны дневники 30-х годов, где Раевский, не скрывая, писал, что свержение большевистского правления в СССР, он связывает с гитлеровским режимом. Попади дневники в руки чекистов сразу после войны, над приговором автору можно было не гадать.