Литературная Газета 6517 (№ 28 2015)

Литературная Газета Литературка Газета

С другой стороны, на лапотника Тимофея Фролова выходит и сам император Николай Второй, желающий переобуть в русские лапти и германскую армию, и всю далёкую Азию, вплоть до Кореи. Идеи эти не воплощаются в жизнь, этакий имперский лаптизм замер то ли перед прыжком, то ли перед отступлением. В романе есть какой-то ритм ожидания чего-то иного. Как зайцы, убежавшие от ружья Ульянова, как наследник, которого никак не могут дождаться царь и царица, как-то туманно надеясь на некоего чужого пришельца. Как появление нежданного ребёнка от романтической связи Ульянова с приглянувшейся ему женщиной. И это иное наступает не стремительно, читателя не давят надвигающиеся события, он успевает их осмыслить, прочувствовать, соприкоснуться с ними.

Сам Константин Михайлович Белов не выступает в роли мистификатора,

любые альтернативные события он оснащает психологической достоверностью. К примеру, я впервые читаю о сложных отношениях в семье Ульяновых, автор выстраивает их не ради сенсации, а исходя из строго документальной истории семейства. В интервью жунналу "Огонёк" автор говорит: "...Вот вам два факта. В кабинете на диване в одиночестве умирает отец, Илья Николаевич, пока остальные оживлённо трапезничают. Любимого сына Сашу на похороны не приглашают. А вот и простая житейская психология: Мария Александровна просто решила не отрывать старшего сына, надежду семьи, от занятий, к тому же и ехать дорого. В этом вся она: никакие чувства не должны мешать осуществлению её планов. Но я более милостив, чем мой герой Саша Ульянов, как взрослый человек я понимаю: её сделала такой жизнь. Для Марии Александровны главная цель - материальное положение стремительно беднеющей семьи, а ведь надо же ещё и младших поднять на ноги! Она ничего уже не видела больше вокруг. Поэтому революционная деятельность Саши, а потом и Володи была и для неё своего рода отступничеством. Она-то думала, старшие дети выучатся, станут опорой семьи, источником доходов..."

Так что на любую альтернативность в романе автора подталкивает не неуёмная фантазия, а логика фактов, опора на документы. Разве не интересно такое объяснение и ленинского псевдонима, и его донжуанского списка: "Я давно думал, что должна быть какая-то глубокая любовь в жизни моего Владимира. И всё не мог найти.

Как вдруг в современной питерской газетке "Совесть" попалось интервью с журналистом Яковом Сухотиным. Будто бы ему рассказывал Михаил Сильвин, как познакомил Ульянова с хористкой Мариинского театра Еленой Зарицкой. Она потом родила ребёнка, а когда узнала, что Ульянов женится, пыталась покончить с собой. Если бы этой истории не было, её следовало придумать! Но придумывать не пришлось... "Ленин" - действительно самый знаменитый и единственный необъяснённый из его псевдонимов!

Он был во всём мономан, склонен к крайностям, в том числе в привязанностях. В романе Ленин страдает, ждёт и жадно читает её письма, то собирается бежать к ней из Сибири, то зовёт к себе, она на роль декабристки, конечно, не согласна и т.д. Что здесь правда? Казалось бы, ничего... Но я не сомневаюсь: такая любовь, которую Ульянов пронёс через всю жизнь, у него действительно была, а вот звали ли её Леной?.."

По крайней мере, в этой версии нет ничего провокационного или сенсационного. Лена не пожелала поехать за ним в Шушенское, а вот Надежда Крупская поехала и победила. Так в жизни и бывает. Имеет ли право писатель на неожиданное, пусть и вполне оправданное развитие сюжета? А почему бы и нет? Если это не противоречит ни логике образа вождя, ни ходу истории. Вот и пишет ему в Сибирь его Елена: "...ты опять за своё, а я опять за своё. Волконская и Трубецкая были жёнами, а у нас с тобой дело другое. Конечно, у нас с тобой сын, но именно поэтому ты не должен звать нас к себе в свою Тмутаракань, во глубину сибирских руд и так далее. Отбывай свою ссылку и приезжай, мы тебя ждём. Я по-прежнему в Мариинском, а осенью мы были в Курске, и письма твои, наверное, все потерялись. Целую тебя, твоя Е.З."

Ниже была нарисована маленькая ручонка и добавлено пояснение: "Это рука Саши". Письмо ошеломило его, повергло в растерянность. В нём впервые признавалось его отцовство, и делалось это вполне недвусмысленно. В глубине души он в этом не сомневался, но кто ж не знает, как важно тут свидетельство матери?.. А маленькая ручонка привела в такое исступление, что успокоиться смог только на следующий день - после того как сходил на Енисей охладить степными ветрами свою буйную душу".

Думаю, после этой цитаты читатели уже ринулись на поиски книги Белова. А если ещё добавить цитату о связи царицы с неким заезжим молодцом, связи почти вынужденной, ибо у царя Николая,

кроме дочерей, ничего не получалось, а страна ждала наследника трона, то интерес к роману ещё более усилится. Хотя и здесь мы не увидим никаких пошлых сенсационностей, скандальности, лишь прочувствуем напряжённое желание и одновременно нежелание самого Николая Второго решить вопрос с продолжением династии. А может, это был и не Чародей, а религиозный лаптизм, который и оказал плодотворное влияние на царя и царицу? Всё может быть. И потом, что значит какая-то мелкая мужская обида, если на кону интересы державы и династии? Не был ли это долг государыни?

Константин Белов не возвеличивает, но и не развенчивает своих героев, он их как бы "обживает", сам живёт внутри них, не побоюсь этих сравнений, и в Ленине, и в Николае Втором. Он и семейную жизнь героев проживает про себя. Можно рассматривать в параллель отношения между Николаем Вторым и Александрой и Владимиром Ульяновым и Надеждой Крупской, а где-то вдали у одного виднеется балерина Кшесинская, у другого - Лена Зарицкая.

Пересечение этих двух семей, двух семейных саг и является, по сути, главной пружиной всего романа. Герои - монарх и бунтарь, революционеры и великие князья, но роман и не революционный, и не имперский. Скорее взгляд на революционеров и аристократов с точки зрения простого горожанина, мещанина, обывателя, жителя Нижнего Новгорода или Симбирска, Гатчины или Причерноморья. По сути, это и есть проповедуемый автором лаптизм. Как он сам объясняет: "Здесь живёт тот народ, с которым мы, мещане, любим заигрывать... Основу такого заигрывания я и назвал лаптизмом: это уверенность в том, что ты выражаешь волю народа и тем самым делаешь историю".

Народ определяет в чём-то и волю монарха, и волю революционера. Вот в этом ряду героев, от Николая Второго до Владимира Ленина, становится и совсем уж вымышленный герой: сначала палач и одновременно мастер по лаптям Иван Фролов, а позже, в третьей части романа, его сын Тимофей Фролов, уже главный производитель лаптей в России. Конечно, своим лаптизмом автор слегка изумляет читателей. Но замените это слово народничеством или социализацией - и всё встанет на место.

На мой взгляд, вся трилогия Константина Белова является ещё одним художественным воплощением давнего русского проекта народной монархии.

Автор никогда не идёт против истины, против реальной истории, лишь добавляет те элементы в сюжет, которых не хватает для придания то поэтичности, то ироничности его героям. По-своему он любит и защищает своих героев, не впадая ни в монархизм, ни в коммунизм. Альтернативные детали лишь оживляют действие, заставляют всех читателей следить за интригой сюжета, вдруг становящегося неожиданным при таких, казалось бы, известных до последних мелочей персонажах. Они оба - страдающие герои, вызывающие сочувствие и жалость. Они оба - неотъемлемая часть России.

Теги: Константин Белов , Уроки

Кисть, перо и кинокамера

В Ставрополе прошёл первый Межрегиональный форум творческих союзов "Белая акация", названный в честь красивого, благоуханного и хорошо выживающего в засушливых местах дерева, выбранного символом Ставропольского края в ходе Всероссийской интернет-акции "Аллея России".

За десять дней до открытия в пригородном селе Татарка живописцы собрались на фестиваль пленэрной живописи "Гречишкинская весна". Художники писали в тех же местах, где создавал свои работы народный художник Павел Гречишкин, гордость Ставрополья. Этюды, рождённые на холмах и полях пригорода, расцветили фойе Дворца культуры и спорта, где открывался форум. Они стали ярким красочным прологом к встрече одарённых людей.

Героями дня оказались писатели различных областей России - от Санкт-Петербурга до Крыма - и их ставропольские коллеги. Местные авторы представляли гостей - собратьев по перу. Председатель краевого отделения Союза писателей России Александр Куприн эмоционально, ярко рассказал о главном редакторе журнала "Роман-газета" Юрии Козлове, лауреате многих премий, но главное - талантливом мастере слова.

Невозможно описать, кто и как характеризовал именитых писателей: Николая Прокудина, Евгения Шишкина и[?] Вячеслава Малежика.