Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Шрифт:
Нелли не имела любимцев среди моряков. Она действительно была равно внимательна и честна со всеми, кто к ней обращался, и умела прятать матросские сбережения так, что на них не мог наложить лапу ни один хищник, любитель легкой наживы.
Я плавал на «Черном Принце», когда познакомился с Нелли из Ньюкестля, и с удовольствием вспоминаю стаканчик эля, который мне, по моей просьбе, мгновенно принесла некрасивая, приветливая «матросская сестричка».
Я уже говорил о том, что хуже всего жилось
Однажды, когда нам к обеду дали совершенно разложившиеся мясные консервы, мы отправились к капитану требовать немедленного расчета и увольнения. Происходило это в Талкуано, небольшом чилийском порту, куда мы прибыли из Перу, чтобы вести груз пшеницы в Ирландию.
Меня выбрали вести переговоры. К этому времени я уже был моряком первого разряда и получал не двенадцать, а семнадцать долларов в месяц.
Капитан перед тем, как принять нас, основательно выпил. Плохо владея языком, он ограничился феноменальной руганью, прибавив, что это мятеж, что мы бунтовщики и что он нам покажет…
Мы решили объявить забастовку и не отправились на погрузку зерна.
Капитан запретил коку впредь до его распоряжения выдавать команде что-либо из еды и помчался на берег.
Я был еще политически наивен и думал, что нас передадут в руки чилийских судебных властей. Но разбирательство производил сам британский консул. Когда нас под конвоем вооруженных, но босоногих чилийских солдат привели к нему, он не дал говорить нам ни слова и заорал, чтобы мы немедленно приступили к работе, иначе он нас сгноит в тюрьме.
«Я вас научу, как относиться к вашим священным обязанностям, — бесновался он, — вы еще не знаете, что такое тюрьма для мятежников».
Мы стояли на своем. В таких нечеловеческих условиях мы не желали работать и требовали расчета.
Нас в полном составе отправили в тюрьму, неописуемо тесную и грязную. Заключенные еле могли вытянуться на грязном полу. Ночью завязалась драка, и, услышав шум, часовой вошел и ударом приклада разможжил голову одному из драчунов.
На второй день нашего пребывания в тюрьме один из солдат показал нам рисунок, на котором был изображен корабль с надписью «Мятежный» и внизу череп и кости.
За двое суток никому из нас не дали ни куска какой-либо пищи. Мы недоумевали, — неужели нас просто решили уморить голодной смертью? Наконец на третий день нам объявили, что случайно в порт приехал посол Великобритании и что он лично займется нашим конфликтом. Тут нам дали по кружке кофе с булкой и велели немного почиститься.
Господин посол оказался очень холёным высокомерным субъектом. Тут же присутствовали капитан и консул. Капитан безмолвствовал, а консул играл
Мы стояли на своем. Мы не желали вернуться на пароход, где подвергались бесчеловечной эксплуатации.
Господин посол сказал, что наше требование расчета противоречит закону. Консул сказал, что немедленно отправит нас обратно в тюрьму.
Они посовещались. Тогда заговорил капитан. Он свято обещал закупить новые запасы продуктов и отпустить нас в Ирландии на другие пароходы, не задерживая жалованья.
Это было не совсем то, чего мы требовали, но всё же значительная победа.
Позднее мы узнали, что уступчивость представителей власти была вызвана опасением, чтобы забастовка не перекинулась на другие пароходы, стоявшие в порту.
А еще позднее мы узнали, что человек, которого нам представили как «посла Великобритании», вовсе им не был. Просто консул подобрал подходящего по внешности человека и разыграл интермедию с маскарадом.
Мы были чрезвычайно взбешены, когда узнали об этом, тем более, что кормили нас на этой гнусной скорлупе немногим лучше, чем раньше, и никого не отпустили на другое судно.
Впервые я встретился с Джимом Вард на «Черном Принце». Старине Джиму было в то время около семидесяти лет, но он был достаточно бодр и крепок, чтобы работать. Правда, мы, молодежь, часто отстраняли его от наиболее утомительных работ, требуя в награду, чтобы старый Джим нам рассказывал о своих приключениях на море.
Джим проплавал свыше 50 лет. Больше двадцати раз он пересек экватор, сделал двенадцать кругосветных путешествий, перебывал во всех решительно портовых городах.
Море заменило ему семью, и он никогда не был женат. С сушей его ничто не связывало. Когда он был молод, он не горевал об отсутствии семьи, а с годами, когда ему всё труднее удавалось устроиться на корабль, он стал крепко жалеть об этом.
Пожилых матросов капитаны нанимали только на один рейс и то, если, в порту не было никого помоложе. Бедняге Джиму пришлось довольно долго околачиваться в Кэптауне, пока его не взял капитан «Черного Принца» на один рейс до Ньюкестля (Австралия). Зато команда была в восторге, когда за несколько минут до отплытия на палубе показался Джим. Я потом понял, почему его так радостно встретили матросы: у него был неисчерпаемый запас интереснейших рассказов.
Американец по рождению, Джим плавал и на итальянских торговых судах в то время, когда Италия вела войну с зулусами. Итальянцы считали себя культурной и передовой расой, а зулусов — дикарями, людоедами, варварами. На этом основании итальянцы обрушивались на зулусов, владеющих только копьями и стрелами, со всей военной техникой, известной цивилизованным странам. Борьба была неравной, и, пользуясь своим преимуществом, итальянцы безжалостно расправлялись со всеми чернокожими, попадавшими в их руки.