Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Шрифт:
— Бежать не фокус! — сказал Бабушкин. — Скрыться — вот в чем задача! А так изловят в тот же день. Надо ждать. Комитету виднее.
Прошел день, ночь. Потом еще день. И еще ночь. Сигнала с воли всё не было.
Утром в камеру вошел новый начальник полицейского участка, маленький, вертлявый, с длинными до колен руками, как у обезьяны. Подозрительно оглядев камеру, он, ни слова не говоря, вышел.
У Исая зубы стучали, как в лихорадке.
— Бежать! Немедленно бежать, — взволнованно шептал он, шагая взад-вперед по камере. —
— Нет, — сказал Бабушкин. — Подождемте вечера. Наверно, будет передача и записка с воли.
Он скатал шарик из хлебного мякиша и подошел к окну. Чтобы пропилы на прутьях решетки не бросались в глаза, узники плотно замазывали их хлебом. Однако эта «замазка», высохнув, меняла цвет и форму, начинала крошиться.
Бабушкин внимательно осмотрел решетку и кое-где заменил старый, ссохшийся мякиш новым.
Наступил вечер. Принесли передачу. Записки опять не было.
— Значит, следующий раз будет, — как можно веселее сказал Бабушкин, хотя у него на душе кошки скребли.
Студент беспокойно метался по камере.
— Глупо медлить. Надо сейчас же бежать, — возбужденно шептал он. — Иначе всё провалится. Чикин что-то подозревает. Переведет нас в другую камеру — и конец!
Бабушкин, не отвечая ему, расставил на листе бумаги, разграфленном на клетки, маленькие шахматные фигурки, вылепленные из хлеба.
— Сыграем?
Студент даже остановился от удивления.
— Кто-то из нас сошел с ума — или я, или вы! — возмущенно воскликнул он. — Тут сердце леденеет! А вы — в шахматы!
Он нервно смешал фигуры и ничком бросился на нары.
— Всё будет хорошо! Не вешайте нос, — успокаивал его Бабушкин.
Теперь, собираясь на прогулку по голому тюремному двору, он вынимал из тайника — незаметною углубления в стене под самым потолком — единственную уцелевшую пилку и брал ее с собой. Обломки двух других пилок Бабушкин уже давно незаметно выбросил.
— Зачем это? — раздраженно спросил Исай, глядя, как Бабушкин заталкивает пилку за голенище сапога.
— Осторожность не мешает. Здесь ей, голубушке, спокойнее будет, — ответил Иван Васильевич.
И действительно, однажды, вернувшись с прогулки, узники увидели, что в их камере всё перевернуто вверх дном. Новый начальник, воспользовавшись их отсутствием, устроил обыск.
…Прошел еще день и еще один день.
Утром в камере вновь появился Чикин вместе с надзирателем. Начальник участка сам обшарил нары, заглянул даже в парашу, потом подошел к окну.
«Сейчас заметит надпилы на прутьях, — с ужасом подумал Горовиц, — вон мякиш отстает…»
Но Чикин посмотрел на кучерявые облака, закурил папиросу и вновь принялся обыскивать камеру.
— Крысы-стервы так и рыщут по корпусу… Где же у них лазейки? — насмешливо пояснил он заключенным.
«Надо,
— Какие там крысы?! — грубо сказал он. — Наверно, побега боитесь, пилки ищете! Они вон, под ведром!
Горовиц похолодел.
— Шутник! — усмехаясь, пробормотал начальник участка.
Он больше не обшаривал камеру и ушел.
Вечером принесли передачу.
— Теперь или никогда! — сказал Горовиц. — Больше я этого не вынесу. Или бежать, или к черту все эти муки! Хуже пытки!
Он лихорадочно ощупал ветчину, кусок сала, быстро разломал баранки. Нигде ничего! Студент яростно швырнул продукты на стол.
— Поберегите нервы, юноша, — строго сказал Бабушкин.
Разложив все продукты на столе, он стал тщательно, неторопливо осматривать их. Баранки раскрошил. Ветчину и сало разрезал на кусочки. Внутри ничего не оказалось.
Ветчина была завернута в газету, которая насквозь пропиталась жиром. Бабушкин долго рассматривал ее. Не подчеркнуты ли какие-нибудь слова? Нет ли крошечных дырочек — проколов иголкой — в середине некоторых букв? К сожалению, ничего не обнаружилось.
Оставался последний из присланных продуктов — маленькая баночка с вишневым вареньем.
Иван Васильевич принялся «исследовать» ее. Густой сироп из банки он слил в жестяную тарелку, наблюдая, чтоб ни одна вишенка не проскочила туда вместе с жидкостью. Когда на дне банки остались только ягоды, Бабушкин стал «снимать пробу». Одну за другой, он тщательно проверял все ягоды: везде ли есть косточки? Случалось, что революционеры вынимали из какой-нибудь вишенки косточку и вместо нее всовывали в ягоду крохотную записку.
Но на этот раз все косточки были на месте.
«Как же так? — подумал Иван Васильевич. — Должен, обязан быть сигнал!»
Он снова взял газету, в которую была завернута ветчина, и стал скрупулезно изучать ее, миллиметр за миллиметром. Никаких знаков!
Потом подошел к окну, поглядел бумагу на свет. Опять ничего!
Иван Васильевич перевернул газету на другую сторону, снова посмотрел на свет и вдруг — он даже не поверил глазам — увидел нанесенные карандашом еле-еле заметные цифры:
29
12
— Сигнал! — воскликнул Бабушкин.
Студент мигом подбежал к нему. Вдвоем они еще раз внимательно оглядели обрывок газеты. Сомнений быть не могло. Городской комитет сообщал: побег назначен на 29 июля, 12 часов ночи.
— Ну вот, значит, завтра в полночь бежим, — сказал Бабушкин.
Всю ночь студент не спал. Он шептал что-то про себя, вставал, с нар, пил воду из огромной жестяной кружки и вновь ложился, ворочаясь с боку на бок.
Стояла удивительная тишина. Слышно было, как скребется крыса под полом, как шагает караульный за окном, как изредка проходит по тюремному коридору надзиратель.