Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4
Шрифт:
Ребята на цыпочках, не дыша, подкрались поближе; Толик взмахнул рукой, и оба разом вскрикнули: «Гав».
Птица вырвалась из гнезда и с пронзительным криком стала метаться над головами ребят, делая круг за кругом.
Гнездо скрывалось под кочкой, в густом сплетении прошлогодней травы. Толик заглянул туда и испуганно шарахнулся.
— Олег, сюда!
Мальчики стукнулись головами, разом припав к гнезду, и тотчас отшатнулись.
В гнезде копошилось какое-то страшное, пузатое существо. Всякий раз, когда ребята заглядывали
— Чорт знает что такое! — воскликнул Олег.
— А я знаю, что это, — закричал Толик и хлопнул ладошками по коленям, — а я знаю…
— Говори, если знаешь!
— Кукушонок это. Кукушка сама детенышей не высиживает, она яйца в чужие гнезда подкидывает… Вишь… сидит здоровенный в чужом гнезде, как дома. Птенчиков придавил… И за них червяков поедает..
— Долой его из гнезда! — закричал Олег. — Вон дармоеда!
Он сунул руку в гнездо, нащупал мягкое тельце кукушонка и вышвырнул его. Птенец покатился по траве, как шарик. Стукнувшись о кочку, он перекувырнулся на спину и стал беспомощно болтать ногами.
— Зачем ты его так?… — с укором вскрикнул было Толик, но, подняв глаза на Олега, осекся. — Он ведь совсем еще голенький, — докончил он смущенно.
Олег, отмахнувшись, стал глядеть в гнездо. Толик сжалился над кукушонком; он посадил его поудобнее, погладил по спинке. Птенец дрожал.
— Толька, гляди, — позвал Олег друга к гнезду.
После изгнания кукушонка в гнезде стало просторно. Четыре желторотых птенца сползлись на середину гнезда и сгрудились в пушистую кучку. Чуть шорох — кучка оживала. Из нее выскакивали головы с открытыми ртами и тоненько пищали. Шорох умолкал — головы прятались, и в гнезде становилось тихо, тихо.
— Они голодны, — пробормотал Олег. — Тот дармоед всё за них поедал. Как они только живы остались…
Толик, только что гладивший кукушонка, посуровел и, прищурившись, щелкнул птенца по разинутому клюву. Кукушонок фыркнул и сердито зашипел. Толик с минуту глядел на него немигающими глазами, потом поймал кузнечика и сунул его в рот кукушонку.
— Ешь, ну тебя!..
Тот мгновенно глотнул добычу и снова разинул рот.
— Ну и обжора! — рассмеялся мальчик и опять щелкнул легонько птенца по носу.
Кукушонок был потешный. Если держать над его носом палец, он косо-косо посматривал, прицеливаясь, и с силой долбил по пальцу своим мягким клювом и при этом шипел.
— Всё равно он паразит, — сказал Олег. — И его надо повесить на шесте посреди поляны…
— Что ты! — Толик прикрыл птенца ладошкой. — Это еще зачем?
Олег усмехнулся.
— Зачем? Для устрашения! Кукушка пролетит мимо, увидит, небось откажется яйца бросать. У меня дед в деревне сторожит кукурузу. Так у него на поле три сороки за ноги привязаны. Другие сороки за десять километров это поле облетают — не то, чтобы зерно воровать… Айда на поляну!
— Навряд
— Айда — и всё! — строго приказал Олег.
Ребята прихватили с собой кукушонка и отправились за реку, на ягодную поляну.
Чем ближе мальчики подходили к поляне, тем грустнее становилось Толику. Он представил себе, как они будут подвязывать кукушонка за шею (он ведь живой, ему больно) и как он будет висеть на палке, точно гиря на часах, а если поднимется ветер, тело кукушонка станет качаться, биться о дерево.
Толику стало невмоготу.
— Олег, слышь? — остановился он. — Может, не стоит его вешать, а?
Олег сердито сплюнул и, потоптавшись с минуту на месте, ответил:
— Решили, так надо делать. Мы же не девчонки, в самом деле.
И они пошли дальше.
Вскоре стали слышны всплески, пахнуло речной свежестью. Совсем низко со свистом пролетели две дикие утки. За рекой сразу ягодная поляна. Толик обогнал товарища и встал на его пути.
— Может, не стоит, а?
Олег сразу набычился и молча обошел Толика, как обходят пеньки и лужи. Толик тяжело вздохнул и, посмотрев в спину уходящему другу, крикнул:
— Я тебе удочку отдам… Слышь, ту бамбуковую…
Олег зашагал быстрее, будто подстегнутый криком, унося кукушонка в кепке. Птенец сидел в ней тихонько, обложенный травой, и дремал, пригревшись…
Шаги Олега затихли. Толик побрел куда глаза глядят. Вот он встал над обрывом и понуро опустил голову. Под ним, урча и пенясь, бежала порожистая речка. На одном из прибрежных камней, смешно потряхивая хвостом, сидела серая птица с желтой грудкой. Камень был низкий и мшистый. Когда вода захлестывала его, птица вспархивала, на миг повисала в воздухе, словно играя с волной в пятнашки.
Толик невесело улыбнулся птичке, и вдруг губы его задрожали.
— А он, наверное, там… вешает…
Волна журча сбегала с камня; птица весело прыгала по его мокрой горбинке, но Толик уже не видел ничего, — его глаза были полны слез.
И тут мальчик услышал знакомый голос другой птицы: «Ку-ку, ку-ку, ку-ку».
— Кукушка, кукушка, сколько мне лет? — машинально проговорил он.
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку».
Толик круто повернулся и побежал на ягодную поляну. «Скорей, скорей!.. Может, еще успею…»
Олег шагал ему навстречу; одна рука его была за бортом куртки, другая — в кармане.
Толика вдруг бросило в неудержимую дрожь. «Лишь бы не разреветься!» Он пропустил Олега и пошел вслед за ним.
Так они дошли до реки: впереди насупившийся Олег, сзади убитый горем Толик. Около реки, не поворачивая головы, Олег остановился и, мрачно глядя в сторону, вынул из-за пазухи кепку.
Он протянул ее товарищу:
— Не смог я…
Толик развернул кепку: озорник-кукушонок поднял голову и, увидя близко Толины пальцы, нацелился на один из них…