Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3
Шрифт:
Варька даже и разговаривать со мной иногда не хотела.
И вот однажды мы сидели в комнате и занимались. Мне надо было выучить уменьшительно-ласкательные суффиксы.
Я начал учить:
— «Очк», «ечк», «еньк», «ушк»…
Но все эти «очки-и» и «ечк-и» немедленно выскакивали из головы обратно.
Тут я вспомнил, что надо называть предметы с этими суффиксами, тогда на примерах всё и запомнишь. Только на чем бы по поупражняться?
«А возьму-ка, — подумал я, — первый попавшийся предмет и на нем поупражняюсь».
Первым предметом, который попался мне на глаза, была
— Вар-ечк-а, Вар-юшк-а… — сказал я вслух.
Вдруг смотрю, — Варька вскочила и стоит, как вкопанная, даже еще хуже — как каменная.
«Что это с ней такое?» — подумал я, но тут же решил не отвлекаться и упражняться дальше.
Следующим был суффикс «еньк».
Тут надо взять какое-нибудь прилагательное… Ага, нашел!
— Милая, мил-ень-кая… — упражнялся я вслух.
Вдруг вижу, у Варьки такое удивление на лице, какого я раньше у нее никогда и не видал.
«Что это она?» — подумал я, но опять решил не отвлекаться, — мало ли чему девчонки удивляются! А для серьезного человека это, наверное, вовсе и неинтересно! И я стал искать примеры на суффикс «енк».
Я огляделся, но Варька стояла прямо передо мной и закрывала собой все другие примеры. А из самой Варьки и суффикса «енк-а» не получалось ничего путного — какая-то Вар-енка… Но когда я произнес вслух это слово, Варька меня поправила:
— Я тебе не «Варенка», я тебе сестра, Варя.
Сестра… Ага! Вот оно, нужное слово, — обрадовался я. Прибавить «енк», и получаем «сестр-енк-у»!
Потом я стал повторять вслух все выученные суффиксы подряд:
— Вар-ечк-а, мил-еньк-ая, сестр-енк-а…
Это я громко повторил три раза. Смотрю — что такое! Варька опять разглядывает меня, как будто перед ней какая-то исключительная личность, и словно она меня первый раз в жизни видит. Смотрит и улыбается…
— Варька, — говорю я, — ну чего ты на меня глаза вылупила?
Тут Варька вдруг вся съежилась, вздохнула и отвернулась.
«У Варьки какие-то сильные переживания, — подумал я. — Спросить, что ли?… Нет, не буду — какие уж там переживания могут быть у девчонки-четвероклассницы! А я уже, как-никак, пятый класс заканчиваю».
Но мне было так интересно, что я не выдержал и спросил:
— И чего это ты? То вдруг сияешь, как замок на портфеле, а то вдруг глаза в землю, а косицы кверху.
— Будто ты сам не понимаешь! — ответила Варька.
Я не понимал, но допытываться не стал.
Назавтра я учил вводные слова, а Варька со своей подругой сидели в другом конце комнаты.
Мне попались на глаза резинка и карандаш. Я составил предложение и сказал его вслух:
— «Дайте мне резинку и карандаш».
Теперь надо было вставить вводные слова. И я стал составлять новое предложение уже с вводными словами:
— «Дайте мне, будьте добры, резинку и карандаш».
И вдруг со страшным грохотом отодвинулись два стула. Варька с Иркой бросились ко мне обе разом, с протянутыми вперед руками, и с такой быстротой, как будто на мне что-то загорелось. Это, оказывается они мои упражнения по грамматике за правду приняли. И как только я вставил вводные слова «будьте добры», они бросились ко мне с карандашами.
Я уже открыл рот, чтобы рассказать им
Потом мы вместе играли — оказывается, девчонки выдумали много таких интересных игр, до которых мальчишки еще и не догадались додуматься.
Мне захотелось даже и в слово «девчонки» вместо суффикса «онк» поставить «очк» и называть их «девочки», но в последнюю минуту я передумал… Одно слово дела не решает, а «девчонки» всё-таки как-то выразительнее!
А в общем, если знать кой-что из грамматики, то оказывается, что девчонки — очень даже неплохой народ.
М. Колосов
Тушканчик
Давно хотелось мне поймать тушканчика. Эти грызуны вредят полям не меньше сусликов. Весной беда от них зеленям кукурузы, подсолнухов, а летом — посевам хлеба.
Все наши отряды идут весной в поход на грызунов, сразу после каникул. И каждый год я беру на сборе отряда обязательство уничтожить двадцать пять сусликов и одного тушканчика. Беру и не могу выполнить? Не по сусликам, нет! По ним я даже перевыполняю. А тушканчика поймать мне не удавалось.
Вот Борис Сохин, — я с ним соревнуюсь, — у него обязательство поймать два тушканчика, а ловит по три и даже больше. В прошлом году четыре шкурки сдал. Норы он ловко находит, а я не могу.
Суслик — с тем проще, особенно весной. Сойдет снег с полей, у суслика все запасы кончаются, вот и выходит он из норы за свежей травкой. Вялый какой-то, полусонный, лови его — и в мешок. А то можно в норку полведра воды налить, — он и вылезет, отфыркиваясь. Хватай его за загривок.
Летом, правда, с сусликами дело потрудней. Уйдет в глубокую нору кривыми потайными ходами, тут и воды на него не напасешься. Да и не найти ее близко. Местность у нас возвышенная, холмистая, весной вода в каждой впадинке, а летом только в пруду. И суслики совсем нахальными делаются. Бегают по полю, встают на задние лапы — свистят, перекликаются. Станешь подходить к такому свистуну, а он юркнет в норку и сидит. Только лопатой его и отроешь! Хлопотно, но всё-таки можно.
А вот тушканчики — просто беда! Они по полю не бегают. Я этого зверька один раз только и видел. Ночью мы едем на эмтээсовской машине, — вдруг на дороге что-то серебристое. Думаю, — заяц — уши длинные. Подъезжаем ближе, — тушканчик! Подпрыгивает, как на пружинах, и хвост длинный, как прут. Скок-скок — и скрылся в темноте.
А днем его и подавно не увидишь. Норка у этого грызуна не простая. Он в нее залезет и вход землей закроет. Да так закроет, что не сразу догадаешься, где нора. Надо глаза иметь такие, как у Бориса: он специалист по тушканчикам!