Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3

Погодин Радий Петрович

Дмитрий Гаврилов

Девочка

Рис. В. Ветрогонского

Скамейку плотно заслонив от зноя, Заслушались немые тополя, Как девочка читает книгу «Зоя», Губами чуть заметно шевеля. И у нее, у тоненькой, высокой, Горели гневом синие глаза; Она, наверно, те читала строки, Где рыжий немец Зою истязал. А брови были сдвинуты сурово, Вплеталась в косы солнечная нить… И мне казалось, девочка готова Бессмертный подвиг Зои повторить.

Эд. Талунтис

Весна

Рис.

В. Ветрогонского

Деловито девушка проходит В сапогах тяжелых по полям, Девушка гадает о погоде По высоким снежным облакам. Думает о новом урожае, Раскрошив комочек земляной… Почему Весну изображают Озорницей, ветреной, шальной? Нет, она не кружит в хороводе, Не одета в яркие шелка, И полям не дарит плодородье Щедрая и легкая рука. Нам теперь иной Весна знакома. Вот она по борозде идет, — Выпачканы руки в черноземе И глаза полны людских забот.

Эд. Талунтис

На зимнем бульваре…

Рис. В. Ветрогонского

На зимнем бульваре веселый подросток, Снежками бросаясь, попал ненароком Девчонке курносой В горячую щеку. Но вместо того, чтоб навзрыд разреветься, Она, обернувшись к нему, улыбнулась… Вот так, у счастливых, сменяя Детство, Почти незаметно приходит Юность.

Г. Первышев

В кино

Рис. В. Ветрогонского

Не гром за рекою — Копыта гремят. Летит за Чапаем Могучий отряд. Чапай — командир, На коне вороном, Крылатая черная Бурка на нем. Он рубит бандитов, Он гонит их прочь. Но вот над землей Опускается ночь. Чапаев уводит На отдых отряд. Уставшие за день Чапаевцы спят. Заря загорается, Словно костер. Враги у Чапая Снимают дозор. Обрывистый берег Урала-реки. К Уралу подходят Враги-беляки. И раненный пулей Чапаев плывет. Всё чаще, всё ближе Строчит пулемет… Сестренка и мама Уснули давно, А я всё лежу, Вспоминаю кино.

Ю. Пименов

Поход

Рис. В. Ветрогонского

С отрядом мы ушли в поход На утренней заре. Мы с песней вышли из ворот, Пошли к Орех-горе. Потом свернули на восток, Пошли через холмы, — По самой трудной из дорог Идти готовы мы! — А если встретится река? — Ну что ж, переплывем! — В лесу дорога нелегка? — Пройдем

сквозь бурелом! На свете нет таких преград Чтоб отступил отряд! Мы все собрались на обед, Уселись у костра И вдруг заметили, что нет Андрея и Петра. Пошел искать их весь отряд. Вожатый сбился с ног, Но потерявшихся ребят Никто найти не смог.

Мы их искали два часа, Мы прочесали лес. У нас охрипли голоса, Я на сосну полез… На свете нет таких преград, Чтоб отступил отряд! Мы так устали, что порой, Казалось, еле шли, Но мы в овраге за горой Их всё равно нашли. Мы громко крикнули: «Друзья!.. Нашлись!.. Сюда, скорей!..» — Не пропадал ни он, ни я, — Смеясь, сказал Андрей, — Нам был вожатым дан приказ В лесу от вас отстать. Мы думали: придется нас И ночью вам искать. Да вышло всё наоборот: Кто ищет, тот найдет. Сказал вожатый: «Молодцы, Мы вас нашли с трудом, Из вас хорошие бойцы Получатся потом». Жал руки сразу весь отряд Андрею и Петру, Потом мы с песней шли назад К потухшему костру. Шумел вокруг сосновый лес. Мы отбивали шаг, Взлетала песня до небес, И каждый думал так: «На свете нет таких преград, Чтоб отступил отряд!»

М. Земская

Амед

«Это беркут взмахнул над пустыней крылом,

Это сердце, горящее правды огнем.

Это песня о брате далеком моем».

(Из песенки Амеда)

Рис. С. Спицына

Амед вдруг начал поспешно застегивать клапаны палатки.

— Ты что, Амед? И так уже темно. Как же я чертить-то буду, на ощупь?

— Э, апа, [8] джин идет. Нужно окна мала-мала закрывать.

— А джин — это смерч или что?

— Джин — это… чорт, по-вашему, ападжан!

— Что-то ты хитришь, Амед. Шайтан же — это чорт, а джин что, по-нашему, дух. Так я говорю?

— Э, апа, что джин, что шайтан — одна организация.

Амед умел находить выход из положения.

Русские слова он произносил с певучей восточной интонацией, забираясь в конце фразы на самые верхи, почти воркующие, и наклоняя голову то влево, то вправо. Говорил весело, много, а иногда до того иносказательно, что я понимала его только на другой день.

8

Апа (туркм.) — сестра — обращение к женщине с оттенком уважения.

Но на этот раз не пришлось долго задумываться над тем, что он имеет в виду. Вихрь рванул палатку с такой силой, что несколько кольев выскочило из своих гнезд и вся подветренная сторона палатки взвилась, как вымпел, по столбу, забитому в ее центре.

— Держи большой столб, держи, Амед! Рухнет сейчас.

Но Амед, поймав в воздухе край брезента, рухнул сам на землю и придавил его тяжестью собственного тела.

Теперь центральный столб был спасен, а вся палатка гудела, выла, пищала и скулила, как целый зверинец.

Даже сквозь плотный двойной брезент сочился то струнками, как сквозь решето, то сплошным потоком песок, самый мелкий и потому особенно назойливый.

Лицо Амеда — словно в замшевой коричневой маске, но он всё-таки улыбается:

— Сейчас пройдет. Айда-айда! — торопит он вихрь, указывая ему дорогу в сторону Афганистана.

— Ну вот, будто и потише стало… Я вылезу, забью с той стороны колья сейчас… Где только наш топор?

— Э, апа, сиди на месте. У тебя глаза плохой, круглый, — много песка летит. У меня — хороший, узенький, — мало песка летит. Я пойду. Круглый глаза даже топора не видит. — И, перекинув через себя край брезента, Амед очутился на улице. Топор лежал, оказывается, под Амедом.