Литературные зеркала

Вулис Абрам Зиновьевич

Через минуту в разговоре возникает мотив портрета, тоже соотносимый с представлением о душе:

Взгляните, вот портрет и вот другой,

Искусные подобия двух братьев.

Как несравненна прелесть этих черт;

Чело Зевеса, кудри Аполлона,

Взор, как у Марса,- властная гроза;

Осанкою - то сам гонец Меркурий

На небом лобызаемой скале;

Поистине такое сочетанье,

Где каждый бог вдавил свою печать,

Чтоб дать Вселенной образ человека.

То был ваш муж. Теперь смотрите дальше.

Вот ваш супруг, как ржавый колос, насмерть

Сразивший

брата. Есть у вас глаза?..

И вот уж снова выходит на сцену призрак, завершая парад зеркальных отражений, вызванных импровизированным спектаклем заезжих актеров.

Трагизм пьесы нарастает, восходит со ступени на ступень, с исследовательской (или даже следовательской) -на событийную. И вот - смерть Офелии:

Есть ива над потоком, что склоняет

Седые листья к зеркалу волны;

Туда она пришла, сплетя в гирлянды

Крапиву, лютик, ирис, орхидеи...

Она старалась по ветвям развесить

Свои венки; коварный сук сломался,

И травы и она сама упали

В рыдающий поток...

Сказывается ли столь широкое использование зеркальной образности на композиционном строе трагедии, на ее аналитической манере? Или, пожалуй, этот вопрос лучше перевернуть, перефразировать: не обусловлена ли бессознательная (сознательная?) тяга великого драматурга к зеркалам самим замыслом: показать раздвоение личности, раскрыть противоречия эпохи?!

В любой формулировке этот вопрос вновь возвращает нас к связи между зеркалом - и этической альтернативой. Существуют ли для принца датского этические альтернативы? О, и дилемм, и альтернатив на его горизонте сколько угодно, и меч против них бессилен. Противостоять им - что рубить головы Медузе Горгоне: они вырастают снова и снова.

Такова подоплека знаменитого Гамлетова монолога, таков смысл этого гимна симметрии и проклятия ей же:

Быть или не быть - таков вопрос:

Что благородней духом - покоряться

Пращам и стрелам яростной судьбы

Иль, ополчась на море смут, сразить их

Противоборством? Умереть, уснуть

И только, и сказать, что сном кончаешь

Тоску и тысячу природных мук,

Наследье плоти,- как такой развязки

Не жаждать? Умереть, уснуть.- Уснуть!

И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;

Какие сны приснятся в смертном сне...

Перекличка между Кальдероном и Шекспиром явная! И воистину зеркальная! И тут и там - сон как отражение действительности в душе колеблющегося героя. И тут и там поиски смысла жизни. Дело доходит до композиционного сродства - чтоб оно стало заметней, достаточно сравнить процитированные здесь монологи Гамлета и Клотальдо...

Гамлет вглядывается в пучины смертного сна, как Нарцисс в гладь потока - или как Офелия в те же губительные воды... Струится река времен, невозможно войти в нее дважды, но быть загипнотизированным ею можно сотни, и тысячи, и несчетное число раз.

Критики, не сомневаюсь, обрушат на меня каскады своих сомнений - и первое из них будет связано с лингвистическим аспектом аргументации: естественно заподозрить, что зеркала у Шекспира появляются на стадии перевода. Сомнения напрасны; не только у М. Лозинского, но и у его

предшественников - Н. Полевого или А. Кронеберга, как и у его преемника Б. Пастернака, в сцене с королевой произносится именно это слово: зеркало. Удивляться единодушию переводчиков бессмысленно: они следуют оригиналу, а там стоит бесповоротное glass. To же самое с Офелией: в рассказе о ее гибели упоминается "зеркальный поток" - glassy stream. Остается добавить, что призрак большинством старых переводов воспринимается как Тень.

Труднее будет погасить скепсис тех, кто сочтет, что зеркальные мотивы - тень, театр в театре, ситуация перископического или остраненного взгляда - наделяются здесь преувеличенной важностью...

Придется прибегнуть к доказательствам косвенным, среди которых допустимо, например, такое. В брокгаузовском издании Шекспира на русском языке собраны, как известно, репродукции лучших картин по сюжетам великого драматурга, фотографические цитаты из выдающихся постановок и т. п. "Гамлет" не представляет в этом плане исключения.

И вот что удивительно. Иллюстрации к трагедии распадаются на повторяющиеся варианты кульминационных сцен. Каких? Тень является Гамлету. "Мышеловка": подмостки и зрительный зал. Гамлет и мать. Офелия у реки.

Только одна тема, многократно повторенная художниками, выпадает из нашей обоймы: эпизод под названием "Бедный Йорик" (у одних интерпретаторов), или "Гамлет и могильщики" (у других). Впрочем, так ли уж выпадает? Идея двух жизней - настоящей и посмертной (дихотомия "душа" и "тлен") - составляет его сущность. Знакомая идея: асимметричная симметрия, выражающая тщету земной юдоли.

Добавлю, что и сами иллюстрации - зеркальная реакция художника на тексты.

Понять функции зеркала в "Гамлете" помогают наблюдения Г. Диас-Плахи над... "Дон Кихотом". Это естественно: если прием существует именно как прием, он имеет всеобщее значение.

"Творчество Пиранделло - одна из линз, глядя через которую мы можем увидеть сложное строение романа Сервантеса в несколько новом свете. Америке Кастро назвал пиранделловскими те эпизоды из второй части "Дон Кихота", в которых Рыцарь Печального Образа обретает как бы самостоятельное существование благодаря факту публикации первой части романа. Это необычайно плодотворное наблюдение.

Адриано Тильгер писал, что "пиранделловская драма - это преимущественно драма жизни-зрелища, жизни напоказ. Театр Пиранделло воистину театр зеркал". Сопоставьте теперь эти слова с приведенными выше словами апостола Павла, и вы почувствуете всю поразительную пророческую силу апостольской мысли: "а когда познаю, подобно как я познан". То есть моим зеркалом будут глаза других людей, взгляд других на меня самого".

Цитируемая работа Г. Диас-Плахи называется "Дон Кихот" как театральная ситуация". Перенесем некоторые ее тезисы на "Гамлета". Зеркало, предлагаемое Гамлетом матери,- это и есть "глаза других людей, взгляд других". Сам Гамлет тоже "обретает как бы самостоятельное существование" благодаря слухам о самом себе, которые он вынужден принимать "в третьем лице", со стороны (когда, например, он слушает рассказ гробовщиков о принце Гамлете, отбывшем якобы в Англию).