Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
Он повернулся лицом к танцующим. Сидеть в баре, где тебя никто не видит, где ты не слышишь чужие голоса, где даже музыки не слышно, хотя музыканты на небольшой сцене старательно щипали струны электрогитар и что-то пели в микрофон, было не просто странно. От этого просто мороз по коже. Это было слишком жутко.
В центре бара танцевали. Немного, человек десять. Одна девушка повернулась и посмотрела на него. Он не ошибся, она смотрела именно на него, ему в глаза. Она посмотрела и улыбнулась ему. Улыбнулась!
Он тоже улыбнулся ей. Официантка принесла ему тарелку с яичницей. Бросила перед ним на стойку и убежала, все так же с ужасом глядя на него. "Я что, на приведение похож? Чего эта она так меня испугалась?" — подумал он.
Он принялся за яичницу, периодически оглядываясь на танцующую девушку. Она танцевала, улыбалась другим мужчинам, иногда оглядывалась и улыбалась ему.
Когда он покончил с едой и отодвинул тарелку, она подошла к нему. Она улыбнулась и что-то сказала, но он ничего не услышал. В баре было все также тихо. Она вопросительно посмотрела на него.
— Привет, — все, что смог он произнести.
Девушка улыбнулась и молча, одними губами ответила:
— Привет!
Он помолчал, глядя на нее, и спросил:
— Ты меня слышишь?
Она недоуменно подняла брови и что-то сказала, при этом многозначительно кивнув головой.
Она его слышала, она, должно быть, слышала музыку, голоса других людей в баре и его голос тоже. Но он ничего не слышал.
Она улыбнулась и пошла назад к танцующим. Он рассматривал ее. Она была абсолютно не в его вкусе. В принципе, как такового вкуса у него не было, он встречался и спал с очень разными женщинами, но эта была абсолютно не его тип. Это он знал точно.
Но она была одна, кто видел его и кто слышал его, и он не хотел терять этот хоть ничтожный, но все же шанс.
Когда танец закончился, она подошла к нему. Он спросил:
— Не хочешь поехать ко мне?
— Зачем? — молча спросила она
— Есть бочонок хорошего пива и водка.
Она неуверенно пожала плечами.
— Не знаю, можно, конечно.
Они пошли в раздевалку, оделись, вышли и сели в машину. На улице все так же было темно.
"Интересно, — подумал он, — сколько уже прошло дней?"
Он посмотрел на часы. Стрелки двигались уже гораздо медленнее. Может это действительно еще один шанс?
Зазвонил телефон. Он подумал и достал его из кармана. Скрипучий голос кричал:
— Ты что делаешь? Ты куда ее везешь? Как ты с ней собираешься общаться? Ты даже не слышишь ее!
Он выключил телефон, повернулся к ней и сказал:
— Кто-то ошибся…
Они приехали в его квартиру. Там царило полное запустение. На полу под слоем пыли валялись какая-то одежда, книги, коробки, пакеты и много другого мусора. Везде лежал слой пыли, кое-где по углам висели кружевные платки паутины.
На
Потом он поцеловал ее.
Он открыл глаза. Похоже было, что наступило утро. Еще одно грязное серое утро.
Рядом с ним спала девушка. Он посмотрел на нее и неожиданно для самого себя улыбнулся. Девушка заворочалась, просыпаясь, открыла глаза, увидела его, зевнула, прикрывая рот рукой, и, улыбаясь, сказала:
— Доброе утро.
И он услышал ее. Он услышал ее голос. Он ответил ей:
— Привет. Хорошо спала?
— Отлично.
Он прижал ее к себе и поцеловал.
— Останемся в постели на целый день, — сказал он.
— Да, давай еще немного поспим. Еще рано.
Он уснул рядом с ней, обнимая ее, уткнув голову в ее волосы.
Когда они через пару часов проснулись, сквозь темные тяжелые шторы в комнату било яркое солнце…
Николай Григорьев
Записки Падающего и Свинья-оракул
Только что вспомнил, что у меня в сумке есть блокнот, а в кармане ручка. Хоть воздух (или что это такое) и свистит в ушах, и иногда меня переворачивает вверх ногами, писать можно. Страх, с которым я жил первое время, не ушел окончательно, но я хотя бы могу думать и шевелить руками.
Было так — я шел по дороге, по Реутовской улице, я засмотрелся на двух скандалящих теток — и провалился в канализационный — или какой там — люк. Я больно ударился плечом о крышку люка — она лежала с краю — и бедром о стенку какую-то.
Господи!
С тех пор я падаю.
Сначала я вообще ничего не чувствовал от ужаса — не знаю, где летел, потом стало ясно, что это все же колодец: смутно были видны стены, потом они куда-то исчезли, хотя я вижу собстенные руки с странном коричневом свете.
Я не понимаю, почему я еще не сгорел: дышится нормально — в воздухе есть кислород; скорость большая.
Господи, господи, господи!
Что со мной? Где я? — x x x-
Часа четыре ничего не писал — сначала кричал, как безумный, проклинал все вокруг, потом было совсем плохо. Сейчас нормально.
Еще раз — в полшестого вечера я свалился в канализационый люк. Сейчас 8.30 утра. Я продолжаю падать. Ха-ха! Падать — сосотояние невесомости, кручусь в любом направлении…
Дома, наверное, уже беспокоятся, звонили в милицию. Им и в голову не придет, что я на Реутовскую пошел.
Удивительно, что не хочется есть и спать. Хотя скучно безумно.
Где же дно? Я еще вчера, часов в 7, попрощался с жизнью, простил всех и у всех попросил прощения.
Но где же это чертово дно!!!
(четыре строки неразборчиво)