Литконкурс Тенета-98
Шрифт:
Ее муж, Ефим Викторович, развалясь на другой стороне кровати, во всю мощь своего горла, раскатисто храпел. Духота в комнате стояла неимоверная. Потому-то и снится всякая гадость.
— Фим, а Фим! Повернись набок-то! Грохочешь на всю квартиру! Да повернись же! Внука разбудишь! Зайковский, ты меня слышишь? По-вер-нись! Вера Степановна тормошила мужа, пока тот, мыча что-то нечленораздельное, не подчинился. Хрюкнув на прощание, он уткнулся носом в стенку и стало тихо. Только древние ходики мирно щелкали на стене.
Степановна встала, накинула халатик, бросила взгляд за окно. А там снег валил, синий в темноте. Женщина улыбнулась и прошептала:
— Первый снег! Вот Васька-то завтра будет рад-радешенек! Что-то в это году снежок
Сначала заглянула в комнату к внуку. Как он там?
Ваську, на выходные, дочка с сыном всегда к бабе и деду «забрасывали». А тот и рад — шибко его здесь любят. Дочка иногда ругается, что закармливают здесь внучка. Сладости, вишь, горой! Васька потом всю неделю житья не дает просится к старикам. Ну и пусть лакомится — расти ему надо. Шесть годков, а малой такой!
Возвращаясь в спальню, Степановна услышала шорох в подъезде, да звяканье какое-то.
— Ой! Да не уж-то вор? — женщина тихо подошла к двери и приложила ухо. В глазок глядеть не стала — еще ширанут чем-нибудь. Мало ли случаев было? Точно — кто-то там возится. У Степановны так и похолодело все внутри. Бежать что ли мужа будить? Ага, его сейчас разбудишь — спит как сурок! В подъезде скрипнула чья-то дверь и стало тихо.
— К Михайловскому залез, паскуда! Надо звонить в милицию! — Вера Степановна накинула старенькое пальто, обулась — единственный телефон был на улице, через дорогу. Взяла в руки оружие самозащиты — мужнин валенок, тихо приоткрыла дверь и выскользнула на площадку. В нос ударил запах картофельной кожуры — следы последнй ссоры Степановны и Михайловского. Ссорились они часто.
Летом, например, сосед своего пса выгулял на цветочной клумбе у подъезда. Клумбу эту Степановна выхаживала всю весну. Ирод какой! Совсем совесть потерял. Она значит на карачках ползала, по-уши в грязи, а его, значить, пес, помять все и загадить должон?
А недавно Васька мусор выносил, да и просыпал картофельные очистки на лестнице. Степановна уже собралась пойти собрать, а тут Михайловский явился и потребовал убрать немедленно мусор. Хам, а? Из упрямства, не стала убирать. Хлопнула перед его лицом дверью — сам уберет, если не нравится!
Дня три уж валяются очистки на лестнице и ни кому до них нет дела этаж у них последний, а на площадке только их две квартиры…
Но сейчас не до ссор — вор залез! А потому женщина переступила через мусор и понеслась вниз по лестнице. И откуда только силы взялись — в ее-то годах? Вспомнилась, наверно ее партизанская молодость, вся ненависть к врагу — вот и бежала она, пока не выскочила на улицу.
Холодный ветер тут-же вцепился в волосы Веры Степановны, разметал их, обсыпал снегом. Нагнувшись супротив ветра, посеменила Степановна к телефону. Ветер метался вокруг, стараясь распахнуть пальтишко старой женщины.
— Ох! Я свою крвартиру-то не закрыла, дура старая! К нам то ж залазет, выродок! — Степановна от этой мысли встала, как вкопанная. Оглянулась на свои окна. Те грустно смотрели на женщину темными стеклами, а вот…
А вот у Михайловского горел свет! Смутное воспоминание шевельнулось где-то в голове:
— Вроде сын сегодня должон был приехать к Михайловскоу с севера? прошептала Степановна, — Точно! Старик Михайловский еще кому-то из соседей днем хвалился! Ой, правда!
Женщина запрокинула голову на встречу снегопаду и тихо засмеялась над собственной глупостью.
Обратная дорога тяжело ей далась — и как это она вперед бежала?
За дверью соседа слышен был молодой мужской басок, хихиканье Михайловского и хлопанье дверцы холодильника. Улыбнувшись, Вера Степановна вернулась в квартиру, которая встретила ее тишиной, покоем и нарастающим храпением Ефима Викторовича…
На следующее утро в окна старой квартиры на пятом этаже, заглянуло солнце, залив прозрачными и теплыми лучами скачущего по комнатам пацана Ваську:
— Снег! Первый
Заглянуло солнце и в подъезд, где старая женщина отскребала совочком примерзшие картофельные очистки. Так родился день. Новый, морозно-чистый, несущий всем мир, день!
1991 г. Орск.
Екатерина Маслова
Последний шанс
*Ищущим друг друга…*
Он сидел в машине уже рано утром, еще даже не рассвело. Утренний зимний мороз, как маленькое назойливое насекомое, забирался за воротник куртки, лез в рукава, казалось, он специально ищет малейшую возможность добраться до голого тела, достать его и укусить побольнее. Было уже часов восемь утра, но ночь даже и не собиралась сдавать своих позиций. По земле шустрой змейкой бежала поземка, — ветер хватал куски сугробов вдоль дороги, разбивал их на крохотные снежинки и заставлял вертеться в затейливом танце. Было слишком зябко, слишком хотелось спать, но одна только мысль о том, что уже ничего нельзя изменить, что все кончено, разбивала последние осколки сна. Впереди светофор зажег красный свет. Он остановился, поежился, попытался потеплее укутаться в куртку, но это не помогало. Каждое движение давало холоду новые возможности забраться поглубже в одежду. Печка работала неважно. Он достал из кармана пачку «Ротманса», вытащил сигарету и долго искал зажигалку. Зажегся зеленый свет. Он поехал дальше по пустынному шоссе, продолжая искать зажигалку. Наконец, он нашел ее и прикурил. Впереди зажегся красный. Он остановился у светофора и сидел, глядя в одну точку перед собой. В темноте ярко светился оранжевый конец сигареты. "Это последнее напоминание о солнце, которое больше никогда не взойдет, — подумал он, — По крайней мере, для меня точно". Загорелся зеленый свет, но он, не замечая его, продолжал стоять, мрачно глядя на горящий конец сигареты. "Люди, вы еще не знаете, солнце больше никогда не взойдет", — кричал он про себя. В кармане затрезвонил телефон, это было слишком неожиданно, как звонок будильника. Он словно проснулся, посмотрел по сторонам и не мог понять, где он, почему так темно, почему не включены габариты, почему он стоит, когда горит зеленый свет. Его машина со стороны выглядела более чем странно: черная, без огней, словно призрачное видение в темноте, образ "Летучего голландца" на колесах. Телефон продолжал настырно звонить. Он включил габариты, собрался тронуться, но загорелся красный свет. Он медленно нашел телефон в кармане, достал его. Телефон продолжал звонить. Он неуверенно посмотрел на него, потом открыл и приложил к уху.
В телефоне была тишина, только шумы, как обычно. Он немного подождал. В телефоне было тихо. Он решил выключить его, нерешительно опустил руку, но потом быстро приложил трубку к уху.
— Алло! Алло! Говорите, я вас слушаю!
После продолжительной паузы, раздался громкий скрипучий, до безобразия неприятный голос:
— Ты никого не слушаешь! Ты никогда никого не слушаешь!
— Алло! Алло! Кто это?!! Отвечайте!!!
— Солнце никогда для тебя не взойдет больше! — продолжал кто-то скрипеть. — Это был твой последний шанс, и ты упустил его. Ты больше никогда не увидишь солнце!
— Алло! — закричал он, — Алло! Кто это?!! Что за шутки!! Кто это?!!
На другом конце провода заиграл «Реквием» Моцарта. Он выключил телефон и сидел, потрясенный услышанным. Светофор в очередной раз переключил цвета. Начинало светать. Угрюмое утро неохотно просыпалось. Он включил радио, но не смог поймать ни одной волны, только шумы. Он стал искать кассеты, все что угодно только бы не сидеть так одному в тишине и в темноте. Но кассет не было. Он вспомнил, что вчера… или несколько дней назад выбросил все кассеты. Они все напоминали ему о том, что его последний шанс упущен. Наконец, он нашел одну на дне бардачка и, не глядя, ткнул ее в магнитолу. Долго была тишина, а потом громкий скрипучий голос: