Ливиец
Шрифт:
– Скорее нелепо или, скажем так, чудаковато. Но вспомните, с кем мы имеем дело! Я бы воздержался от утверждения, что все супериоры сплошь одиозные личности, но чудаков среди них немало. Чего стоил их проект Мыслящей Биосферы! Разумные лошади, сочиняющие музыку, дискуссии воробьев об их назначении во Вселенной, отказ акул от мяса из этических соображений…
– Акулам бы это не понравилось, – вставил я.
– Вот-вот! Заботы о братьях наших меньших и их развитии не должны переходить в идиотизм. Но нынешнюю ситуацию я не считаю… ммм… глупой или странной. Принц – крупная фигура, отличный ученый, и группа у него, по наведенным мною справкам, первоклассная. Ну, подпустили они таинственности… Это ведь не повод, чтобы зачислить их в злодеи!
– А
Мы находились в Марсианском Кабинете нашей базы, где координатор любил собирать маленькие совещания. Кабинет, соединенный порталами с основным зданием, венчал колонну подъемников и гравилифтов, что уходила в бурый песок, дотягиваясь нижним концом до планетарной полости Хаон. Там располагался подземный город с чудными парками и фонтанами, но вид, открывавшийся наверху, с неоплановой башни, больше вдохновлял Давида. Красно-коричневая равнина, простроченная темными нитями трещин-каналов, тянулась к горизонту, вселяя в душу покой и легкую грусть о минувшем, о жизни, некогда расцветшей здесь, о хрупких и прекрасных марсианах, хрустальных дворцах и гондолах, скользивших плавно среди прозрачных вод. Все это, конечно, являлось игрой воображения и измышлением художников, ибо Марс всегда был таким – безжизненным, тихим и пустынным. Но, если не считать нашей соседки Луны, Марс оказался первым инопланетным миром на пути человечества в космос и потому был неизменно популярен. Не только в реальности; лично я в юные годы посетил десяток реконструкций Марса в Инфонете – Марс Берроуза, Марс Герберта Уэллса, Марс Огилви и других писателей-фантастов разных народов и времен.
Сидя в уютных креслах у панорамного окна, вытянутого вдоль длинной стены помещения, мы обсуждали результаты моего последнего вояжа. Я уже представил запись, вырезав лишь кое-какие беседы с Павлом, ибо других тайн в ней не было. При скачущем поиске не успеваешь прижиться в каком-нибудь месте, обрасти связями, завести друзей, врагов, приятелей и женщин – словом, ничего такого ввиду кратковременности пребывания не происходит, и личный файл, как правило, не нуждается в редактировании.
Нас было трое в уютной комнате с огромным окном и картинами, что украшали противоположную стену, трое живых плюс голографическое изображение Павла, висевшее в воздухе между двумя полотнами: «Гибель Атлантиды» (вольная фантазия художника) и «Космолог Жильбер постигает дуализм времени» (писано с натуры в восьмидесятом веке). Сам Павел, пожелав отдохнуть после утомительных походов и скудных трапез из проса и козьего молока, находился в Эроте, одном из понтонных городов, дрейфующих в венерианском океане. Я его понимал; кухня там была отличной плюс изобилие воды. Как раз то, что надо после странствий в пустыне.
– Кстати, Гинах, – вымолвил Давид, поглаживая подлокотник кресла, – одну из ваших претензий можно уже снять. Койн Супериоров, ознакомившись с данными Ливийца, официально обратился к нам. Не далее как вчера.
Кресла в Марсианском Кабинете знамениты на всю базу. Их собрал из аргаса мастер Самвел лет эдак восемьсот тому назад. Темная, цвета запекшейся крови древесина отлично гармонирует с буро-кирпичным оттенком марсианской пустоши, спинки, ножки и подлокотники покрыты тонкой резьбой, и у каждого кресла она своя. По словам Давида, это еще один повод, чтобы собираться здесь, ибо выбор кресел обычно согласован с ментальным обликом и настроением присутствующих. Сам он неизменно сидит в кресле с ручками в виде голов драконов, чьи тела и хвосты переплетаются на спинке. Я в зависимости от настроения выбираю «львиное» кресло либо то, которому мастер Самвел придал форму более миролюбивого зверя тайси'паххи с планеты Нейл. Предпочтения Гинаха, как и Давида, постоянны: «готическое» кресло, украшенное химерами и горгульями.
Сейчас, бросив взгляд на координатора, он спросил:
– Просят о встрече? Чего они хотят?
– Чтобы их выслушали старшие магистры и координаторы. Вместе с несколькими видными ксенологами, специалистами по связям с Носфератами. Выбор специалистов – за нами.
Гинах пожевал губами.
– Даже так?
– Именно так, коллега. Я полагаю, нынешнее совещание будет более конструктивным, если мы обсудим ряд кандидатур, участие коих желательно или необходимо. Хотелось бы, – Давид вежливо склонил голову перед изображением Павла, – чтобы наш новый друг почтил нас своим присутствием. Если не ошибаюсь, лучшего знатока Носфератов нам не найти.
– Не ошибаетесь, – проворчал Павел. – Если угодно, я их полномочный представитель. Не всех, конечно, но тех, кого вы зовете Асуром и Красной Лилией.
Так-так! – подумал я. Еще немного, и он признается! Но Павел замолчал.
Выждав несколько секунд, Давид приласкал ладонью драконий хребет и произнес:
– Жду ваших предложений, коллеги.
«Вы первый, Ливиец», – донеслась ко мне мысль Гинаха.
«Витольд, – подумал я. – Витольд, привкус моря, соли и сосны. Линда, аромат жасмина. Еще Егор, пурпур и золото, и, разумеется, Георгий, блеск и сияние меди».
Давид поднял руку:
– Принято и зафиксировано! Мои предложения: Мэй, Фархад и Аль-Хани. Мэй еще молода, но участие в совете будет для нее полезным опытом.
«Алая роза с шипами, конь, несущийся в степи, и ледяное безмолвие айсберга», – добавил Гинах и вслух промолвил:
– Хороший выбор! Разные люди, разные темпераменты, что гарантирует нам разнообразие мнений. Предлагаю еще Тенгиза и Вацлава.
Я усмехнулся. Лапа снежного барса и посвист летящей стрелы… Эти церемониться с Принцем не будут!
– Принято и зафиксировано, – опять сказал Давид, и конструкт базы, подтверждая команду, отозвался мелодичным перезвоном. – Кажется, вы, Ливиец, имеете связи среди ксенологов? Двух, я думаю, будет достаточно.
– Саймон, мой друг, – вымолвил я. – Он только что вернулся из Воронки.
– Операция Чистильщиков в Рваном Рукаве? Кажется, они спасали Триолет, что на краю Воронки? Удалось ли отстоять эти системы?
– С Триолетом все в порядке, – отозвался Павел, слегка отодвигаясь. Теперь я видел прозрачную стену за его спиной – там мелькали пестрые бартасы, лимнии в алую и желтую полоску, омри с пятью глазами на длинных стебельках и прочие экзотические обитатели венерианского океана. – С Триолетом порядок, – повторил Павел, – а вот о Принце я этого не скажу.
– Почему же? – вскинулся Давид, сверкнув янтарными глазами. – У вас есть сомнения? Что конкретно?
– Конкретно – ничего, – заявил мой криптолог-психолог и инженер человеческих душ. – Хотя он пользуется защитой, я мог бы читать его мысли, но это было бы неэтичным. Впрочем, волей-неволей я взвесил… хм-м, да, «взвесил» вполне подходит… взвесил его размышления на заднем и переднем планах. Простите за дилетантскую терминологию, но мысли, которые он желает скрыть, имеют приоритет над сказанными словами. Проще говоря, он лжет. Или чего-то недоговаривает.
Наступило молчание. Потом Гинах многозначительно хмыкнул и пошевелился в кресле. Давид, сдвинув густые брови, сказал:
– Хорошо. Мы учтем ваше мнение, коллега. – Он повернулся ко мне: – Итак, Саймон. Кто еще из ксенологов?
– Декстер. Человек очень знающий, специализируется на контактах с Носфератами.
С Декстером мы были приятелями – встречались в период работ в Кольце Жерома. Полноватый широколицый крепыш, очень добродушный на вид, но с острым, как бритва умом. Он славился своими чудачествами, одним из которых являлось коллекционирование древних инопланетных артефактов неустановленного назначения – они, по словам Декстера, бросали вызов его проницательности. Ему принадлежал ряд любопытных публикаций на эту тему: «Сепульки в половой жизни аборигенов Энтеропии», «Жезлы с Панто-5 и мистерии культа плодородия», «Назначение вибраторов Гальпари» и другие в том же духе. Помимо этого скромного хобби он занимался разработкой метаязыка для связи с Носфератами.