Лондон – лучший город Америки
Шрифт:
Я включила радио.
– Не хотите узнать обстановку на дороге? – предложила я Мойниганам-Ричардсам. – Вам же еще домой ехать.
Миссис Мойниган-Ричардс наклонилась вперед, выключила радио да так и осталась сидеть, обнимая мое кресло. Я бы предпочла, чтобы она села, как раньше.
– Какая разница, – сказала она. – Мы поедем в любом случае.
Миссис Мойниган-Ричардс вышла на контакт! И сразу же нарушила личное пространство.
– Тогда, конечно, хотя… – поддержала я разговор, понимая, что мы разговариваем в первый и
– У меня к тебе вопрос, – заявила она, не отпуская моего сиденья. – Там в мешке – те самые видеозаписи? Документальный фильм о рыбаках? Нам Мерил рассказывала.
– О женах рыбаков, – поправила я. – Да, были записи.
Были. Может, удастся спасти несколько кассет, но большая часть материала пропала. Все эти истории просто исчезнут.
– Я мало смыслю в пленках, но они, похоже, испорчены, – сообщил профессор.
«Спасибо, профессор». Я постаралась не обращать на него внимание, но он тоже наклонился вперед и обнял пассажирское сиденье. Жена переглянулась с ним и спросила меня:
– Мерил сказала, ты хочешь снять кино с хорошим концом. Это так? Это твоя главная цель?
Я кивнула, хотя мне было неприятно это слышать. Вслух подобные вещи звучат более странно, к тому же мне так и не удалось закончить свой фильм. Даже когда пленки были целы, концовкой там и не пахло.
Профессор Мойниган-Ричардс пристально смотрел на мое отражение. Похоже, что-то в моем ответе его не устраивало.
– А не кажется ли тебе, что снимать такие фильмы – очень печально? – поинтересовался он.
– Какие «такие» фильмы?
– Которые хорошо заканчиваются.
– Не хочу говорить неприятное, – вклинилась миссис Мойниган-Ричардс, – но важнее спросить себя, почему ты сложила свои материалы в мусорный мешок. То, что ты положила записи в мусорный мешок, ясно указывает на намерение от них избавиться. Как минимум, подсознательное.
Профессор кивнул. Я чуть было не запамятовала, что они всю жизнь посвятили изучению социологии. А сейчас, очевидно, разбирают мой случай для научной аудитории. Случай молодой женщины, которая сложила все самое важное в мусорный мешок. Только если бы я действительно хотела избавиться от этих пленок, мое подсознательное сработало бы иначе – учитывая то, как я жила последние годы. Мусорный мешок – это слишком просто.
Профессор М-Р придвинулся еще ближе.
– Так ты на самом деле считала, что когда-нибудь закончишь фильм? Что найдешь тот самый хэппи-энд?
Я отвела взгляд.
– Возможно, я надеялась, что случится что-то еще.
– Что именно?
Я с вызовом посмотрела на них и признала:
– Что кто-то придет и скажет.
– Что скажет? – спросила миссис М-Р.
– Что делать дальше.
Она внимательно посмотрела на меня и откинулась на спинку сиденья. Профессор сделал то же самое.
– Тогда на самом деле все гораздо печальней, – промолвила она, глядя в окно.
Потом
Труд моих последних трех лет жизни валялся в канаве. Я испытала огромное облегчение. Не потому что радовалась такому завершению, а потому что сама туда не угодила.
Когда мы снова были в пути, миссис Мойниган-Ричардс обратилась ко мне грустным, тихим голосом:
– Можно мне проверить свою догадку? Полагаю, у тебя остались копии?
– Да. Нет.
Я плохо помню, как вошла в дом и в конце концов распрощалась с Мойниганами-Ричардсами. Когда я осталась одна, воцарилась удивительная тишина. В звонкой пустоте было немного жутко. Я не знала, что думать. Я больше не радовалась тому, что избавилась от пленок, что нашелся способ закончить фильм. Но и грустно мне не было. У меня внутри что-то освободилось. Появилось новое место для чего-то важного, манящего, и я почувствовала тоску по этому неизведанному.
На кухне я написала записку и наклеила ее на входную дверь. «Уходите. Большое спасибо!»
Я медленно поднялась к себе, прокладывая путь наощупь. Открывая свою дверь, я, наверное, на что-то надеялась, однако явно не на то, что увидела.
На кровати лежал Бэррингер. Кто ему позволил? Улегся поверх покрывала, в одежде, но без обуви. Мне захотелось спросить, как ему удалось приехать раньше… Ладно, неважно. Я села на краешек кровати, и Бэррингер положил руку мне на спину. Мы молчали. Мое сердце билось, как бешеное, и я боялась, что он это почувствовал, потому и пытается поддержать.
Потом я разулась, поставила босоножки рядом с его туфлями, распустила волосы. Встала, закрыла дверь. Вернулась и легла рядом. Все это время Бэррингер наблюдал за мной, по крайней мере, в темноте я видела, что он моргает. Теперь мы лежали бок о бок. Плечо к плечу, бедро к бедру, ступня к больной ступне.
– Еще болит?
– Немного.
Он повернулся ко мне и устроился поудобней, опираясь на локоть, видно, приготовился слушать.
– Я все сегодня испортила, – повинилась я.
– Нет, Эмми, это было не в твоих силах – ни испортить, ни наладить.
Я хотела спросить, почему на свадьбе не было Селии, но передумала. Я и так знала, что вчера ночью они серьезно поговорили, и он сказал ей, что больше не может с ней встречаться. Я просто знала, что с Селией все кончено. Иначе Бэррингера здесь не было бы. Хоть у него хватало честности, не то что у Джоша и Мэтта.
Он повернул меня к себе спиной и стал расстегивать мне молнию. Его руки были холодные и гладкие, как стекло.
– Нам нужно отдохнуть, – сказал он, обнимая меня за талию.