Лондон, любовь моя
Шрифт:
— Скоро приедем, — подбадривает их мистер Кисс, — вон за тем поворотом.
— Всегда забываю, сколько здесь изгибов и поворотов, — перегибаясь через поручень, чтобы посмотреть на воду, приобретшую уже веселый коричневато-кремовый цвет, говорит Мэвис — Всегда думаешь, что река течет прямо. И вечно удивляешься.
— В самом деле можно проделать весь путь до Оксфорда на лодке? — Данди задумчиво вглядывается в воду.
— И даже дальше, если захочешь. Но только не на большом пароходе. Мы доплывали до Хенли или Кингстона. До войны компания регулярно обслуживала реку, но потом, кажется,
— Возможно, сейчас введено больше ограничений. — Данди оторвал взгляд от воды. — И стало меньше людей. А жаль.
— Когда-нибудь опять станет как прежде, — убежденно заявила Мэвис. Так обещал мистер Атли. Как прежде и даже лучше.
— Так держать! — отзывается Джозеф Кисс. — У нас опять будет «Катти Сарк», летящая на всех парусах от Гринвича до Оксфорда. Не зевать на реях!
Монахини смотрят на него с легким изумлением, но потом возвращаются к своим размышлениям. Кое-кто из пассажиров медленно перебирается на другой борт. Сняв шляпу, мистер Кисс задумчиво смотрит им вслед.
— Я чувствую, на корабле назревает бунт! Вставайте, полковник, пора заряжать мушкеты. Конечно, было глупостью взять с собой женщину.
Пожилой капитан с опухшим от пива лицом, выглядывая из маленькой деревянной кабинки, кладет на латунную обшивку двигателя тряпку и фиксирует штурвал куском проволоки.
— Что случилось, сквайр?
— Экипаж готов взбунтоваться, сэр. — Поза Джозефа Кисса мелодраматична.
— Не беда, — отвечает капитан с сарказмом. — Мы высадим их на берег в Кью. Там же, где и вас, губернатор. Вы за ним присматриваете? — спрашивает он Данди и поворачивает штурвал туда, где впереди виднеется широкий каменный мост, причал, а вдоль берега тянется дорога, обсаженная высокими тенистыми каштанами. — Мы прибыли, дамы и господа! Все на берег! Женщины, дети и пациенты!
все эти годы я корабль а между тем умираем от жажды наверху на мостике им на все насрать ввезут сюда турок и бог знает кого еще лишь бы не платить ирландцу по-человечески воняет за милю никто не догадается что он выпивал тем более три бутылки в день подтянут аккуратен
— Посмотрите! — Мистер Кисс счастлив. — Белый мотылек. В Лондоне их уже не осталось. — Он оказывается на берегу.
— Ваш друг всегда был не в себе? — Зараженная общим духом веселья, Мэвис делает реверанс. Данди берет корзинку для пикника.
— Всегда, — отвечает дружелюбно Джозеф Кисс, присоединяясь к ним. Доставая из кармана широких белых штанов мелочь, он направляется к стенам Королевского ботанического сада, к его барочным воротам. — Три, пожалуйста! — Он кладет три коричневых монеты на темную потертую латунную доску кассы, и мрачный, словно недовольный солнцем, старик в засаленной фуражке пропускает их через турникет. Вдыхая опьяняющий аромат ботанического сада, они оказываются перед бесконечным лабиринтом лужаек и цветочных клумб.
— О! Колокольчики! Вы только посмотрите! — задыхается от восторга Мэвис — Как на картинке!
Поодаль, за деревьями, стоят две оранжереи из стекла и железа, похожие на уменьшенные копии Хрустального дворца.
— А что там, мистер Кисс? — показывает на них Данди. — Они выглядят восхитительно по-викториански.
— Там «Папоротники» и, насколько я помню, «Кактусы». Оранжереи совсем крохотные по сравнению с «Пальмовым домом» или с «Растительностью умеренного пояса». Сначала мы пойдем вон туда, — он машет в ту сторону шляпой, которую снял, чтобы вытереть пот. — Это «Тропикано». Вы готовы, мисс Эсаян? Там будет очень жарко.
— И душно. Я знаю. Мне достаточно одного взгляда.
Когда Джозеф Кисс устремляется по дорожке вперед, Данди и Мэвис шагают за ним, восхищаясь розами, пионами и благоухающими цветущими деревьями.
Оказавшись перед оранжереей, Данди внезапно вспоминает Индию. Черные надписи на табличках посреди всего этого тропического разнообразия в некотором смысле пародируют стиль имперской бюрократии. На какой-то миг он даже испытывает недовольство.
Джозеф Кисс толкает дверь с табличкой «ВХОД. ПОЖАЛУЙСТА, ЗАКРЫВАЙТЕ ДВЕРИ!» и замирает.
— Опиаты! Какой возбуждающий запах! У вас не кружится голова?
Стоя плечом к плечу, они закрывают за собой дверь.
— Как в доисторическом, — Данди вытягивает шею, вдыхая в себя аромат, — в первобытном мире. Не удивлюсь, если мы увидим, как к нам выползет какая-нибудь гигантская ящерица.
— Фу! — говорит Мэвис. — Только не это. — И добавляет: — Хотя я не прочь встретить пещерного человека. В набедренной повязке.
Мистер Кисс вдавливает ладонь во влажную почву, а потом подносит ее к носу и рычит от удовольствия. Он начинает медленно двигаться по тропинке, словно крадется, останавливается, нюхает воздух, как кроманьонец, а потом снова рычит. Пораженные его поведением не меньше, чем окружающими растениями, Данди и Мэвис растерянно следуют за ним, пока наконец с видом проводника-туземца Джозеф Кисс не выводит их на солнечную сторону парка, где их тут же овевает прохладой.
— Хорошо начинать именно с тропиков. С наших корней, так сказать. Это развивает чувство истории. Это вам не «Миллион лет до нашей эры», дорогая Мэвис. Скорее миллиард. Время! Время! Они выжили — хотя, конечно, теперь мы их, скорее, выращиваем. Другие виды вымерли. Они — основа нашей жизни. Они снабжают нас кислородом, знают тайны динозавров и неандертальцев. Все это где-то в них записано, зашифровано. Но мы никогда не разгадаем их шифр. Способность утрачена. Мы неспособны даже к самоидентификации.
— Неспособны к чему? — спрашивает Мэвис Данди, когда они устремляются за шагающим впереди Киссом.
в воскресенье в кино пожалуй развеется возбуждает не так сильно Джордж почему ты не подождал ты же видел мы проезжали эти ворота эти заборы ты должен был знать что я не могу тебе ничего сказать а сам спросить не додумался ты словно в своем замкнутом мире половина солдат бегом блядовать «Как вам это понравится» не по блядям а блядовать вонючие конюшни Найтсбриджа наши казармы стояли рядом я ненавидел лошадей ненавидел ездить верхом седлать их кормить их а занесло в полк конных гвардейцев боже вот идиот и сам весь провонял давай засовывай сказал он кобыла возражать не будет