Лондон. Прогулки по столице мира
Шрифт:
Еще я помню похороны королевы Александры. Она доживала свои последние дни в Мальборо-хаус, становясь все более хрупкой и тонкой, — маленькая старая леди, пережиток ушедшей эпохи. Глядя на пламя коричневых свечей вокруг ее катафалка, я думал о том, что смотрю на последний отблеск времен, подобных эпохе правления Карла II — короткого периода Реставрации, который в последний раз явил во всем блеске богатство и достоинство аристократии.
Вспоминаю также свадьбу короля Георга VI, а затем и церемонию его коронации, на которой я присутствовал. Вопреки всем законам притяжения я парил в толпе зрителей на галерее над алтарем, глядя вниз, в каменную пропасть, где в сверкании света посреди собора наше прошлое оживало с почти невероятным великолепием. Я никогда не забуду тот миг, когда с короля сняли верхние одежды для помазания. В древние времена государь обнажался до пояса, поэтому и поныне четыре кавалера ордена Подвязки держат над королем
В церемонии коронации замечательна атмосфера ее подлинности, достоверности. Все присутствующие были в парадных туалетах, но в этом не чувствовалось никакой фальши, ничьи наряды не выглядели маскарадными костюмами. На костюмированном балу, сколь точно костюмы ни копировали бы оригинал, никто не выглядит в них «настоящим» (кроме, может быть, итальянских маскарадов, где люди каким-то образом умудряются в точности походить на своих предков). Но на коронации даже самые разодетые лорды и пэры выглядели как минимум правдоподобно, поскольку большинство из них действительно являлись важными государственными деятелями. Это был как бы внезапный выплеск прошлого в настоящее, и я всегда буду считать коронацию самым замечательным зрелищем, которое я когда-либо видел.
Последней церемонией, на которой я присутствовал в Вестминстерском аббатстве, была свадьба королевы Елизаветы и герцога Эдинбургского, хотя в промежутке между этими событиями государственного значения я десятки раз посещал различные другие церемонии. Думаю, самым печальным зрелищем, которое я наблюдал в аббатстве, была поминальная служба по Невиллу Чемберлену во время войны. Окна собора расколоты взрывами, отопления не было, и члены кабинета во главе с Черчиллем стояли в пальто — дрожащие от холода люди с несчастными лицами… И молитва, казалось, больше относилась ко всеобщему несчастью и страху, чем к покойному. Завершилась церемония уже под вой сирены очередной воздушной тревоги.
Но из всех посещений аббатства мне больше всего запомнилось, как я зашел сюда однажды вечером во время войны, еще до начала воздушных налетов. Было ужасно холодно: стоял конец января 1940 года. Случилось так, что я проходил мимо (уже ввели затемнение, и на улице не было ни единого лучика света) и остановился, пораженный величественностью готического силуэта на фоне ночного неба. Я слышал, что весь персонал аббатства — все высшие чины, духовенство и рядовые служители — объединились в стремлении защитить и сохранить собор в случае воздушных налетов. Вспомнив об этом, я решил зайти и посмотреть, что происходит внутри. Мне было приятно узнать, что мой старый друг, мистер Т. Хеброн, архивариус, стал начальником противовоздушной обороны. Под его руководством находилось двадцать семь служителей, тридцать шесть пожарных и четырнадцать человек для оказания первой медицинской помощи. Около сотни людей жили в аббатстве или неподалеку от него и проводили все свои дни в заботе о нем: настоятель, каноники, хористы, служители, архивариус и его штат, заведующий строительно-реставрационными работами и его подчиненные. Все эти люди зачастую даже не были знакомы друг с другом в мирное время, а сейчас сплотились в единую общину перед лицом опасности, нависшей над собором, как будто он снова превратился в отделенный от внешнего мира неприступный монастырь под началом отца-настоятеля. Было очевидно, что, если в собор попадет бомба или возникнет пожар, защитить здание смогут только те, кто хорошо знаком с его особенностями и запутанным внутренним расположением. Обычные пожарные или рабочие не смогли бы оказать нужную помощь.
Пока Хеброн объяснял мне, какие меры были предприняты, к нам подошел служитель с посланием от настоятеля — тот желал меня видеть. При свете электрического фонарика (без него невозможно было бы
Настоятель провел меня через несколько коридоров и переходов, и, войдя в очередную дверь, мы вдруг оказались в холодном пустом зале. Я понятия не имел, где мы находимся, но чувствовал движение воздуха в каком-то огромном помещении.
— Мы сейчас возле скамьи епископа Ислипа, — пояснил настоятель. — Здесь часто сидела королева Виктория.
Внизу под нами, в непроглядной темноте почудилось какое-то движение.
— Это пожарные, — объяснил де Лабильер. Я знал, что мы находимся над главным нефом собора, и спросил настоятеля, где могила Неизвестного солдата. Тот наклонился и крикнул в темноту:
— Зажгите фонарь около могилы Неизвестного солдата!
Едва различимые фигуры зажгли карманные фонарики и сделали пару шагов вперед. Два луча света на мгновение затерялись в пространстве между чернеющими колоннами нефа, растворяясь во тьме возле трифориума, а затем скрестились, высветив бордюр из красных цветов, окаймлявших могилу.
Я спустился вниз, и Хеброн провел меня по собору. Мало кто, кроме служителей и работников аббатства, бывал здесь после наступления темноты. Собор производил невыразимо жуткое впечатление, когда мы шли с карманными фонариками: их лучи скользили по известным могилам и надгробиям, некоторые были погребены под завалами мешков с песком. На дежурстве в ту ночь было шестеро пожарных. Один из них, видимо новенький, сказал мне: «Меня все время пугают скамьи: они то и дело трещат, и треск раздается в тишине как пистолетный выстрел — поневоле подпрыгнешь от ужаса». Несколько раз за ночь двое пожарных поднимаются по каменной винтовой лестнице в трифориум и звонят по телефону дежурным внизу, сообщая, все ли в порядке. Чтобы облегчить доступ в верхние помещения собора, над западным входом соорудили помост, соединявший северную часть трифориума с южной.
Мы тоже поднялись по винтовой лестнице наверх, робко, будто по краю пропасти, прошли на цыпочках по трифориуму и посветили своими фонариками вниз, в чернильную тьму главного нефа. Висящие там асбестовые пожарные костюмы с огромными черными щитками, похожими на черепа, казались настоящими привидениями. В аббатстве не любят историй о призраках, но после настойчивых расспросов можно услышать неохотный рассказ о том, что иногда даже рабочие, не обладающие живым воображением, видят здесь странные вещи. В последний раз в соборе заметили привидение в канун свадьбы нынешних короля и королевы. Оно стояло на коленях перед украшенным к свадьбе алтарем, облаченное в коричневое одеяние. Видение было настолько реальным, что запертый на все засовы собор даже обыскали, думая, что кого-то случайно закрыли внутри. Но никого так и не обнаружили.
Спустившись обратно, мы направились в сводчатый подвал, где перед нами открылось необычное зрелище. В этом маленьком каменном зале была всего одна колонна, из центра которой расходились шестнадцать ребер, поддерживающих основание Капитулярия. Здесь были заботливо сложены облачения для завтрашней службы — красивые одеяния из сверкающей парчи, прошитой серебряными и золотыми нитями, — а рядом с ними, на четырех табуретах, с чисто военной аккуратностью разложены четыре комплекта снаряжения для пожарных: резиновые сапоги, защитные костюмы, противогазы и каски. На редкость неуместное соседство, такого еще никто нигде не видел, особенно в Вестминстерском аббатстве! Мы видели снаряжение и в дарохранительнице, а затем, пройдя в норманнскую крипту, мы обнаружили, что все помещение превращено в госпиталь, где ряды коек ожидали появления первых жертв бомбардировок. Все это напоминало кельи монахов, и отвечали за порядок в госпитале две женщины — жена одного из каноников и супруга органиста. Проявив чуткость, они переместили из крипты огромную горгулью и большой каменный гроб, справедливо рассудив, что им не стоит оставаться на глазах у больных и раненых. Мое путешествие по аббатству закончилось в бомбоубежище, снабженном автономной установкой для фильтрации воздуха.
На ощупь пробираясь к почти невидимому в темноте омнибусу, я вспоминал, сколько же странных событий произошло в Вестминстерском аббатстве за девять столетий его существования! Он видел и тела мертвых королей, которые лежали обнаженными по пояс в мерцании погребальных свечей, и королеву Елизавету, которая скрылась в соборе от своих врагов и сидела на связке камышей, «потрясенная и отчаявшаяся, в полном одиночестве». На протяжении веков Вестминстер видел роскошь, благородство и благочестие вместе с алчностью, завистью и вероломством. Здесь однажды произошло даже убийство.