Лондон
Шрифт:
– Трактирщику продаю.
– Скотина! – Она расплакалась, и он возвел очи горе. – Зверюга!
– Мне нужно уйти, – сказал он и взмолился о тишине.
Но получил лишь короткую и враждебную паузу, сменившуюся привычным и ужасным нытьем.
– Я знаю куда! По бабам!
Это было чересчур.
– Бог свидетель – хотел бы! – взревел он и бухнул по вышитой подушке обеими руками. – Мне отчитаться, куда я иду? За городскими сержантами. А когда вернусь с ними, наденем на тебя маску позора! А потом пусть проведут тебя по улицам!
Маска позора – штука неприятная. Невоздержанных на язык женщин иногда приговаривали к ношению небольшой железной клетки, крепившейся на голове и снабженной металлическим кляпом, который обездвиживал язык. В таком виде этих горлопанок водили напоказ, как в колодках, в которые заключали иных злодеев. Булл услышал всхлипы и устыдился.
Все решено. С него хватит. Больше он не потерпит. Мгновением позже купец быстро прошел мимо супруги и покинул дом. Так и вышло, что сразу после полудня Уильям Булл прибыл в публичный дом в Бэнксайде и устремился к Джоан, сопровождаемый скалившимся хозяином.
Он будет первым, поклялся тот.
Джоан взглянула на Уильяма Булла.
Она сочла, что ему лет сорок. Девушка увидела румяного здоровяка с толстыми икрами, в плаще, в сыромятных сапогах ниже колена, который явно привык, чтобы ему повиновались. Он уже вознаградил хозяина борделя за удовольствие лишить ее невинности.
Было тихо. Посетителей в этот час оказалось мало. Некоторые проститутки ушли, другие спали. Сестры Доггет не показывались.
Она вдруг осерчала. Бросившись к хозяину борделя, Джоан закричала:
– Грязный лжец, ты обещал, что до завтра ко мне никто не придет!
Булл вопросительно уставился на жену управляющего.
– Пустяки, сэр, – ответила достойная женщина. – Она просто немножко волнуется. – И прошипела, обратившись к Джоан: – Будешь делать, как сказано!
– А если откажусь?
– Откажешься? – вспылил хозяин.
– Милочка, ты не понимаешь, – перебила его жена и выдавила материнскую улыбку. – Это важный человек. Хороший клиент.
– Мне все равно.
Улыбка исчезла. Булавочные глазки в сырном лице смотрели холодно.
– Тебя нужно выпороть.
– Не имеете права.
В борделе было заведено, чтобы каждая девушка снимала свою комнату. Помимо этого обязательства, она теоретически была свободной и могла делать что пожелает. На деле, разумеется, хозяин имел почти над всеми ту или иную власть.
– Может быть. – Теперь владелец публичного дома был убийственно спокоен. Он подступил ближе, и она уловила запах несвежей пищи от его бороды. – Но я могу позвать епископского бейлифа и через час вышвырнуть тебя из Вольности. Впредь тебе здесь работы не будет.
Именно так и обстояли дела.
– Ладно, коли так, – наконец произнесла она, повернулась и заставила себя улыбнуться Уильяму Буллу.
Наружная деревянная лестница тянулась на два этажа, на каждом располагалось по три
Ее комната находилась в мансарде. Крошечное помещение, но без соседней каморки, поэтому никто бы не услышал ни ударов, ни хрипов. Имелось небольшое окно, верхняя часть которого была затянута пергаментом, пропускавшим свет, а нижняя снабжена прочным деревянным ставнем. Утром, отворив его и ощутив на лице холодный сырой воздух, Джоан обнаружила, что ей видны другой берег реки и даже верхушка Ньюгейта над крышами Блэкфрайерса. Ее утешила возможность смотреть на место, где пребывал в заточении Мартин Флеминг.
Камыш на полу не меняли месяцами, и он вонял. Джоан, однако, удалось заставить хозяина борделя снабдить ее свежим, хотя тот и ворчал, недовольный расходом. Мансарда, таким образом, стала сравнительно приятным местом, насколько это было возможно. Сюда и поднялся чуть запыхавшийся купец.
Ложе представляло собой соломенный матрас посреди комнаты. Джоан сбросила платок. Она еще не приобрела полосатый наряд, положенный представительницам ее профессии, а потому на ней была обычная льняная камиза, поверх которой Джоан надела котту без рукавов с цветочным узором. Джоан сняла наголовный обруч, и волосы рассыпались. Она взглянула на окно, подошла и толкнула ставень. В ста ярдах лениво струилась река. Стоя спиной к купцу, она поняла, что слегка дрожит. Заметил ли он?
Думала девушка только об одном: как бы заставить его повременить? Нет ли какого-то выхода – даже сейчас?
– Ты в самом деле девственница? – донеслось сзади.
Она не обернулась, но кивнула.
– Боишься?
Голос купца был груб. Но не послышалась ли ей нотка неловкости? Малая толика вины? Она обернулась.
Тот снял плащ и уже расстегивал рубаху, явно намереваясь заняться, чем и хотел. Джоан посмотрела на его широкое бесчувственное лицо. Может, хоть капля добросердечия?
– Не так уж и плохо будет, – изрек он.
И тут ее осенило. Обратить жуткую ситуацию к лучшему можно было только одним путем. Шанс призрачный, но, если вести себя смело, могло – всего лишь могло – удаться склонить купца на свою сторону.
Джоан призвала на помощь все свое хладнокровие.
– Сделайте кое-что для меня, – сказала она.
Тот взглянул на нее, и она договорила.
– Чего? – Он оцепенел, но Джоан не моргнула глазом.
– Дайте мне объяснить.
Через час после полудня крепко сбитый человек с улыбкой до ушей выскочил из старого королевского дворца, кинулся к лошади, взлетел в седло и помчался к городу, оставив старинное Вестминстерское аббатство позади.