Лондонцы
Шрифт:
Наблюдая, как нежно и осторожно Леон надевает на Мэтью распашонку, боясь случайно причинить ему боль, Кейт ощутила такой прилив благодарности, что у нее перехватило дух. Он ввел ее сына в этот мир, и сделал это так бережно и тактично, что у нее не возникло ни толики смущения. Он ни разу не допустил двусмысленности в обращении с ней и не вынудил ее покраснеть. Разве что однажды, но и то случайно, неумышленно.
Как-то Леон брился в ванной, и она влетела туда, когда он стоял лицом к зеркалу, обнаженный по пояс. Она невольно отметила, что
Этот случай вселил в нее беспокойство, но до настоящего момента она так и не призналась себе, в чем его причина. Теперь она это поняла. И, глядя, как Леон сосредоточенно надевает шелковую распашонку на ее кричащего и брыкающегося малыша, Кейт констатировала, что он пробудил в ней потаенное чувство, от которого она, как ей казалось, навсегда отрешилась.
— Успокойся, парень, — ласково проговорил он, когда Мэтью начал хныкать еще громче. — Сейчас я тебя одену и отдам твоей мамочке.
— Леон… — протянула она к нему руку.
Он обернулся, и его смуглое открытое лицо, лицо человека, любящего от души похохотать, расплылось в улыбке.
— Извините, Кейт, что я так копаюсь, но мне никогда не доводилось одевать новорожденного.
— Леон… — низким голосом повторила она, чувствуя, как гулко стучит в груди сердце. Леон ни разу никоим образом не намекал ей на желание сблизиться. А что, если она просто не привлекает его? Может быть, он так скромен лишь потому, что она не будоражит его чувства? Не разрушит ли она своим признанием их дружбу, ставшую основой ее существования?
— Леон… — снова сказала она, зная, что этот чудесный миг, когда он приближался к ней с Мэтью на руках, уже не повторится. — Леон… я…
— Кейт! — раздался снизу взволнованный женский голос. — Кейт! Ты там? Как ты? Это ребенок плачет?
Леон уже протянул к ней Мэтью, но замер в нерешительности, и в его янтарно-карих глазах Кейт увидела отражение собственного глубочайшего разочарования. Удивительное ощущение близости и взаимного притяжения, возникшее между ними, оказалось под угрозой и могло исчезнуть в любой момент. Кейт охватила паника: если это случится, то, может быть, она уже никогда не отважится выразить словами то, что созрело в ее сердце.
— Леон… — торопливо сказала она. — Леон, я…
Слишком поздно! По ступенькам уже поднималась Гарриетта, в жутком волнении восклицавшая:
— Это малыш! Кэтрин! Да отзовись ты, Бога ради! Есть там кто-нибудь с тобой? Как ты себя чувствуешь? Ответь же мне!
Спустя секунду она влетела в спальню и застыла от изумления, увидев у кровати роженицы вместо врача или акушерки Леона. Одетый в матросскую фуфайку с засученными рукавами, он бережно держал на руках запеленатого младенца.
Глава 17
— А где доктор Робертс? Он уже ушел? Но почему…
Изумление во взгляде и голосе Гарриетты мешалось
— Его здесь и не было, — ответила Кейт, наслаждаясь ее реакцией, несмотря на изнеможение и желание скорее прижать новорожденного к груди.
Гарриетта остолбенела.
— Леон бегал за ним, когда у меня начались схватки, но выяснилось, что доктор Робертс занят с пострадавшими из-за обвала дома на Пойнт-Хилл-Род, — пояснила Кейт.
Леон опустил ей на руки Мэтью. Их взгляды встретились, и в глазах Кейт сверкнули слезы, к горлу подкатил ком. Будь они в этот момент одни, она бы решилась поделиться с Леоном своими чувствами. Но чудный миг, который наверняка уже не повторится, оказался испорчен бесцеремонным вторжением Гарриетты.
— Но кто же принимал роды? — хрипло спросила она, вцепившись на всякий случай в дверной косяк.
— Я, — с плохо скрытым раздражением ответил Леон, проклиная мисс Годфри за ее несвоевременное появление. Ему так хотелось подольше побыть с Мэтью и Кейт! Он давно хотел откровенно поговорить с ней, а теперь другой возможности уже не будет.
Он бы признался ей в любви, сказал, что отныне он чувствует себя связанным с Мэтью неразрывными узами, настолько крепкими и тесными, что, даже будь малыш его родным сыном, он вряд ли испытывал бы к нему еще большую привязанность. Ведь он принял Мэтью из материнского чрева, выкупал и запеленал, и переполнявшие его сердце изумление и нежность к этому крохотному живому существу потрясли Леона до глубины души. Ему страстно хотелось пестовать и оберегать Мэтью не только теперь, но и дальше, пока он не повзрослеет. И любить и лелеять Кейт до тех пор, пока он сам не испустит дух.
Застывшая в дверном проеме Гарриетта Годфри взяла себя в руки. Паниковать не стоило: в конце концов, идет война, и квартирант Кейт проявил завидную находчивость. Она сделала глубокий вдох, обтерла ладони о расклешенную твидовую юбку и решительно шагнула к кровати.
— Теперь моя очередь стоять на вахте, мистер Эммерсон!
Леон и Кейт и не ожидали услышать иное.
— А вы разыщите местную акушерку Милли Бреди и попросите ее немедленно приехать сюда. Доктор Робертс прибегает к ее услугам реже, чем другие врачи, он предпочитает принимать роды сам. Но в сложившихся обстоятельствах он бы одобрил такой шаг. Вы найдете ее по адресу: Сент-Джонс-парк, дом девяносто четыре. Ступайте!
Леон не сомневался в разумности ее совета, но предпочел бы, чтобы за акушеркой сбегала она, оставив их с Кейт и Мэтью хоть ненадолго в покое.
— Буду вам чрезвычайно признательна, — добавила мисс Годфри, — если вы заглянете к Эллен Пирс. — Гарриетта поправила пеленки малыша так, чтобы матери стало удобнее кормить его грудью. — Вдвоем с ней мы позаботимся о Кейт, пока она не окрепнет. Только пусть Эллен не берет с собой своих питомцев, пусть кто-нибудь присмотрит за ними, хотя бы несколько дней.