Лорд Джим (сборник)
Шрифт:
– Почему… не позвали… меня… когда началось?
Он попытался объяснить, а рев бури, казалось, зажимал ему рот:
– Легкий ветерок… оставался… мостике… вдруг… северо-востока… думал… услышите…
Они зашли под прикрытие брезента и могли разговаривать, повысив голос, словно ссорясь.
– Я велел команде закрыть все вентиляторы. Хорошо, что я остался на палубе. Я не думал, что вы заснете… Что вы сказали, сэр? Что?
– Ничего! – крикнул капитан Мак-Вер. – Я сказал, хорошо!
– На этот раз мы наскочили! – заорал Джакс.
– Вы не изменили курса? – осведомился капитан Мак-Вер, напрягая голос.
– Нет, сэр. Конечно нет. Мы идем прямо против ветра. А вот идет волна с носа.
Судно нырнуло, приостановилось и дрогнуло, словно наткнулось на что-то твердое. На один момент все затихло, затем порыв ветра и высоко взлетевшие брызги хлестнули их по лицу.
– Держитесь все время этого курса! – крикнул капитан Мак-Вер.
Когда Джакс вытер с лица соленую воду, все звезды на небе уже исчезли.
Глава III
Джакс был парень ловкий и находчивый и мог бы заткнуть за пояс полдюжины молодых штурманов, что ловятся закинутой в море сетью; хотя ошеломляющая ярость первого шквала застала его немного врасплох, он быстро взял себя в руки, вызвал всех наверх и заставил закрыть все отверстия на палубе, которые не были заколочены с вечера. Покрикивая своим свежим сильным голосом: «Попрыгивай, ребята, пошевеливайся!» – он был впереди всех, успокаивая себя все время тем, что «он этого ожидал».
Тем не менее он постепенно стал убеждаться, что тут было побольше, чем он ожидал. После первого порыва ветра, ударившего его в лицо, шторм быстро получил стремительность лавины. Громадные волны перекатывались по палубе «Нань-Шаня», а с носа на корму, и вдруг, среди своей равномерной качки, он стал метаться и нырять, словно сошел с ума от страха.
«Дело пошло не на шутку», – подумал Джакс. Когда он обменивался пояснительными выкриками с капитаном, внезапно усилившийся мрак плотно окутал их, как нечто осязаемое. Казалось, будто скрытые огни мира были не сразу потушены. Джакс был искренне рад, что капитан под рукой. Присутствие капитана его успокаивало, словно этот человек, выйдя на палубу, принял на свои плечи всю тяжесть бури. В этом – престиж, привилегия и бремя командования.
Что касается капитана Мак-Вера, то никто не мог помочь ему нести его бремя. Удел того, кто командует, – одиночество. Он впился глазами во тьму, пытаясь что-нибудь в ней разглядеть, с тем напряженным вниманием моряка, который смотрит прямо навстречу ветру, словно в глаза противника, пытаясь проникнуть в скрытые намерения, угадать цель и силу нападения. Сильный ветер налетал на него из необъятной тьмы; под ногами он чувствовал свое растерявшееся судно и не мог различить даже тень его контуров. Он хотел, чтобы положение изменилось, и ждал, неподвижный, чувствуя себя беспомощным слепцом. В темноте, да и при свете солнца, ему свойственно было молчать.
Джакс, стоявший подле, заорал между порывами ветра:
– Должно быть, мы сразу попали в самую кашу, сэр!
Затрепетала слабая молния; казалось, она вспыхнула в глубине пещеры, в темном тайнике моря, где вместо пола громоздились пенящиеся гребни.
На один зловещий, ускользающий миг она осветила рваную массу низко нависших облаков, очертания накренившегося судна, черные фигуры людей, застигнутых на мостике; они стояли с вытянутыми шеями, словно готовились боднуть, и в этот момент окаменели. Затем спустилась трепещущая тьма, и наконец-то пришло настоящее.
Это было что-то грозное и стремительное, как будто мгновенно разбился огромный сосуд, наполненный яростью. Казалось, будто что-то взрывается вокруг судна, потрясая воды, взбивая водяные столбы: точно огромная плотина разметалась по ветру. В одно мгновение люди потеряли друг друга. Такова разделяющая сила ветра: он изолирует человека. Землетрясение, оползень, лавина настигают человека случайно – как бы бесстрастно. А яростный шторм атакует его, как личного врага, старается скрутить его члены, обрушивается на его мозг, хочет вырвать у него душу.
Джакс был оторван от своего капитана. Ему казалось, что он закружился в воздухе. Исчезло все; на секунду он потерял даже способность думать; затем рука его нащупала один из столбиков поручней. Он склонен был не верить в реальность происходящего, но отчаяние его от этого не уменьшилось. Несмотря на свою молодость, он уже видывал бури и никогда не сомневался в своей способности вообразить самое худшее, но это настолько превосходило силу его фантазии, что казалось совершенно несовместимым с существованием какого бы то ни было судна. Быть может, он усомнился бы и в себе самом, если бы в данный момент не был всецело поглощен борьбой с неведомой силой, пытавшейся оторвать его от поручней. Кроме того, в нем было убеждение – он не совсем еще уничтожен, ибо чувствует, что полузадушен, разбит и тонет.
Ему казалось, что по чьей-то вине он надолго был оставлен здесь один с единственной опорой в виде этих перил. Дождь мочил его, хлестал по нему, стекал с него струями. Он тяжело дышал, и проглатываемая им вода была то пресной, то соленой.
Большею частью он держал глаза закрытыми, как бы боясь лишиться глаз в чудовищном порыве стихий. Когда он решился открыть на мгновение глаза, он почувствовал некоторое нравственное облегчение, отличив зеленую полоску света от фонаря на правом борту, слабо озарявшую полет дождя и брызг. Он видел, как эта полоска скользнула по поднявшейся волне, которая затемнила ее, видел, как гребень волны, рассыпавшись, внес своим шипением свою долю шума в бушевавшую стихию, и в ту же минуту подпорка была вырвана из его рук. Брошенный на спину, он почувствовал, что лежит в воде и поднимается вверх.
Первой его мыслью было: все Китайское море обрушилось на мостик. Затем, рассуждая более здраво, он вывел заключение, что очутился за бортом. И пока волна трепала его, крутила и швыряла, он мысленно повторял: «Боже мой, боже мой, боже мой, боже мой!»
Вдруг, с бешенством отчаяния, он принял безумное решение выбраться отсюда. И он стал колотить руками и ногами. Но, едва начав эту мучительную борьбу, он обнаружил, что тут, подле него, находится чье-то лицо, непромокаемое пальто и сапоги. Он яростно за них уцепился, потерял их, снова нашел, еще раз потерял и наконец почувствовал, что его крепко обхватила пара толстых рук. И в свою очередь он крепко обнял толстое, сильное тело. Он нашел своего капитана.