Лорд и леди Шервуда. Том 2

Вульф Айлин

– Живым – живое, дочь моя! Ради твоей же безопасности тебе нельзя появляться во Фледстане! И, кстати, приходить сюда в зеленой куртке было так же опрометчиво: тебя могли заметить!

– Нет, – ответила Марианна с уверенным спокойствием, – я позаботилась, чтобы не заметили.

– Хотел бы я понять, как ты позаботилась! – хмыкнул отец Тук, глядя, как она снимает с себя и складывает на скамью свое оружие.

– Даже представить не могу, о чем вы сейчас подумали! – рассмеялась Марианна. – Просто не вышла к церкви, пока не убедилась, что все ваши прихожане разошлись и разъехались!

Придерживая

ее за плечи, отец Тук внимательно и долго рассматривал Марианну. От его взгляда не ускользнули ни ее усталое лицо, ни короткие волосы – он не знал, что на самом деле они уже изрядно отросли! Потом он перевел взгляд на серебряный знак вольного Шервуда на рукаве ее куртки, на два ножа, оставшиеся за поясом Марианны, колчан с луком и стрелами и меч, убранный в ножны, но положенный рядом так, чтобы в любой момент можно было ухватить рукоять и стряхнуть ножны. По нахмурившемуся лицу священника Марианна поняла, что ему не понравилось то, что он увидел.

Так и оказалось – когда он заговорил, его голос был сдержанным и недовольным:

– Ты изменилась. Сильно изменилась, дочь моя, и не могу признаться в том, чтобы эти перемены были мне по сердцу. Как же мне теперь называть тебя? Леди Невилл, прекрасная Марианна или… Саксонка?

– Определенно не леди Невилл, раз мои владения перешли под опеку Роджера Лончема. Когда люди узнают, кто я, они не скрывают удивления, почему меня называли Прекрасной. Поэтому зовите меня Саксонкой, святой отец. Так меня называет весь Шервуд, – усмехнулась Марианна и, когда отец Тук пристально посмотрел на нее, ответила ему спокойным прямым взглядом.

– Значит, все, что я слышал о тебе, правда? – еще больше нахмурился отец Тук.

– Я ведь не знаю, что вам говорили! – пожала плечами Марианна.

– Говорили, что ты участвуешь в нападениях на сборщиков податей, в схватках с ноттингемскими ратниками наравне с Аланом э’Дэйлом и Виллом Статли, Малюткой Джоном и Виллом Скарлетом, наравне с самим Робином! – и он вопросительно посмотрел на Марианну так, словно ждал, что она опровергнет его слова.

Но она лишь рассмеялась в ответ.

– Все правильно! И вот этими самыми руками перегружаю содержимое мешков сборщиков в наши седельные сумки, – она вскинула перед лицом отца Тука руки и указала глазами на меч. – И ими же обтираю кровь с этого клинка.

– И, насколько я вижу, весьма довольна собой! – тем же тоном подхватил отец Тук, кивая головой, и, посмотрев в безмятежные глаза Марианны, резко спросил: – Как прикажешь понимать тебя?

– Согласно собственным утверждениям, – с усмешкой ответила Марианна. – Вы же сами зимой говорили мне, что саксы нашего края видят во мне символ свободной прежней Англии. Если вся прежняя Англия вынуждена искать убежище в лесах, где же быть мне, если не в Шервуде?

– Я говорил с тобой о многом, – сурово сказал отец Тук, – о любви и нежности, о красоте и гордости, но не помню, чтобы я хоть слово сказал тебе об оружии! Что же ты молчишь?

– Мне нечего сказать! – и Марианна развела руками. – Времена, когда вы напутствовали меня словами: «Ступай, о грехах я тебя не спрашиваю, я знаю, что твоя душа чиста», – те времена прошли. Сейчас моя душа, увы, обременена грехами, святой

отец. Я изменилась и в этом.

Отец Тук долго молчал, поджимая губы, а Марианна сидела рядом, ощущая, как от священника идут прямо-таки потоки неодобрения.

– Если бы я не знал тебя раньше, то сейчас выгнал бы, дочь моя! – наконец сказал отец Тук. – Не знаю, в чем еще ты грешна, но твоя гордыня для меня очевидна. А как тебя называет Робин? – помедлив, спросил он.

– Так же, как и все, – Саксонкой, – ответила Марианна, отражая взволнованный взгляд священника невозмутимым взглядом.

– Ничего не понимаю! – пробормотал отец Тук. – Я ждал вас обоих в первый день мая, чтобы наконец обвенчать вас! Но вы не приехали, и только Робин прислал ко мне Эллен предупредить, что венчания не будет. Почему? Я спрашивал его потом, но он ничего мне не ответил. Может быть, ты скажешь?

– Здесь нет никакой тайны. Мы расторгли помолвку в тот день, когда вы нас ждали, вот и все.

– Вот и все! – повторил следом за ней Тук и покрутил головой так, словно отгонял наваждение. – Вот и все, говорит мне та, которая ради своей любви была готова сокрушить стены собственного замка, если они встанут у нее на пути!

– Любовь! – Марианна усмехнулась. – А она только и может цвести за стенами замка, которые прячут ее от жестокой действительности.

Она смолкла, и отец Тук напрасно ждал от нее пояснений. Она лишь, высоко подняв голову, разглядывала узоры на витраже, а священник смотрел на нее с горьким изумлением. Так и не дождавшись от Марианны ни слова, он тяжело поднялся со скамьи и, подойдя к статуе Святой Девы, долго стоял перед ней, погрузившись в мрачные размышления.

– Ты помнишь, как я был против ваших встреч! – услышала Марианна его задумчивый голос. – А помнишь ли ты тот день, когда вы пришли ко мне? Когда вы при мне дали друг другу слово? Оба в цветах, и он не мог отвести от тебя глаз, а ты смотрела на него с такой любовью, что я даже почувствовал щемящую зависть к вам обоим! Помнишь?

– Помню, – ответила Марианна, и на нее вдруг нахлынули воспоминания.

Как они были счастливы в тот день! Если бы они только знали, чем он закончится!

– Глядя на вас, я впервые подумал, что именно вы были правы в неудержимом стремлении друг к другу, а не я, пытавшийся вас отговорить. Я смотрел на вас и видел перед собой двух ангелов, окруженных сиянием дарованной им Любви! Этим ангелам не было дела до пропасти, которая их разделяла, до чьего-либо осуждения, до самой Смерти! Сила любви и веры друг в друга наделила вас крыльями, которые вознесли вас высоко над этой грешной землей, над ее суетой и жестокостью!

Отец Тук стремительно обернулся к Марианне и воскликнул с огромной душевной мукой:

– Но ангелов искупали в крови – чужой или собственной, не знаю! Знаю лишь, что ваши крылья пропитались этой кровью и отяжелели так, что больше не смогли поднять вас в небо. И вы оба превратились в скалящих клыки волков. Ты, во всяком случае, точно превратилась! И кому же вы принесли пользу таким превращением? Только своим врагам, но не себе. Ох, старый я дурень! Мне надо было обвенчать вас тогда, как он и просил, а не проповедовать вам о благоразумии!