Лорд и леди Шервуда. Том 5

Вульф Айлин

Незаметно ускользнув из трапезной, Мартина дошла до комнаты Вилла и, деликатно постучав, но не услышав ответа, заглянула внутрь. В комнате никого не было. Тогда она пошла в купальню и, приоткрыв дверь, печально усмехнулась. Вилл сидел на плаще, расстеленном на полу, сжимая в руке кубок, и пристально смотрел вглубь пламени, ярко горевшего в очаге. Услышав шаги и шелест платья, он обернулся, увидел Мартину и рассмеялся.

– Я смотрю, прошлое возвращается со стремительной быстротой! И ты, как в прежние времена, пришла сюда, чтобы в одиночестве

выплакаться всласть?

– Нет, – покачала головой Мартина.

– Зачем же ты пришла?

– Знала, что найду здесь тебя.

– Даже так? – усмехнулся Вилл. – И решила, что твое общество скрасит мое уединение?

Глядя в его бесстрастные глаза, в янтаре которых отражались отблески огня, Мартина пожала плечами:

– Я могу уйти.

Вилл внимательно посмотрел на нее и глубоко вздохнул:

– Оставайся. Кубок у меня один, но я готов поделиться с тобой вином.

Расправив плащ так, чтобы места на нем хватило для двоих, Вилл схватил Мартину за запястье и потянул к себе. Она села рядом с ним, приняла у него кубок, сделала глоток и протянула обратно. Он допил остатки вина, снова наполнил кубок и подал его Мартине.

– Тебя так взволновало ее неожиданное появление? – тихо спросила Мартина.

– Ну почему же неожиданное! – улыбнулся Вилл с необыкновенной нежностью. – Мы все ждали ее с нетерпением, знали, что она обязательно приедет в Шервуд, несмотря на запрет Робина. И он сам ждал ее, наверное, больше нас всех. Без нее Шервуд был не тем, а сейчас я даже чувствую довольство и умиротворение леса присутствием своей госпожи.

– Тогда почему ты здесь, а не в трапезной вместе со всеми?

Вилл посмотрел на Мартину, и она увидела глубокую грусть в его глазах.

– Значит, за все эти годы для тебя ничего не изменилось? – спросила она.

– А почему для меня должно было что-то меняться? – снова улыбнулся он. – Постоянство, наверное, моя главная добродетель, Марти.

– А как же Тиль? – напомнила она с легким укором.

Вилл высоко поднял голову и глубоко вздохнул.

– А что Тиль? Она не может на меня пожаловаться. Я ни разу не дал ей ни малейшего повода усомниться во мне. И когда вернусь к ней, все у нас пойдет по-прежнему. Я бесконечно благодарен ей за любовь, которую она питает ко мне, и тоже люблю ее. Не так, как Марианну, иначе, но я люблю Тиль.

– Разве такое возможно? – удивилась Мартина.

– Возможно! – рассмеялся Вилл. – В моем сердце хватает места для всех! Какой-то его частью я люблю и тебя, Марти.

Она вспыхнула румянцем, как юная девушка, и потупила глаза. Вилл мягко взял ее за подбородок и приподнял лицо Мартины так, чтобы ее изумрудные глаза оказались напротив его глаз.

– А кого любишь ты, Марти? – спросил он, глядя на нее с обычной для него ироничной усмешкой.

– Дочерей, – сказала она и улыбнулась Виллу в ответ. – Помнишь, ты говорил мне, что нет смысла в страданиях о невозможном? Я долго думала над твоими словами и поняла, что ты был прав.

– И за все эти годы ты не встретила

никого, чтобы устроить собственную жизнь? – недоверчиво нахмурился Вилл. – Никогда не поверю, что ты не получила ни одного предложения выйти замуж!

– Получала, конечно, – равнодушно пожала плечами Мартина, – но я сочла свою жизнь вполне устроенной и не чувствовала себя одинокой.

Вилл посмотрел на нее с сожалением:

– Пока тебе не одиноко, Марти! Но только пока. Дочери выйдут замуж, и тогда ты пожалеешь, что сама обрекла себя на вдовство.

– Ну, когда это еще будет! – беспечно рассмеялась Мартина.

– Не так уж нескоро, как тебе кажется. Старшая по годам почти невеста, да и младшая наступает сестре на пятки!

Мартина долго смотрела на Вилла, покусывая губы в нерешительности. Заметив ее внезапную растерянность, Вилл вопросительно поднял бровь.

– Нет, моей младшей дочери нет еще девяти лет, – наконец решившись, сказала Мартина.

Взгляд Вилла изменился, стал острым и жестким, его пальцы больно стиснули ее подбородок.

– Сколько у тебя дочерей, Марти? – резко спросил он.

– Три, – ответила Мартина, понимая, что сейчас на нее может обрушиться сокрушительный гнев Вилла.

– Когда родилась третья?

– В пятый день ноября, – сказала она и по его прищуренным глазам поняла, что он мгновенно сосчитал все сроки.

– И все эти годы ты молчала! – гневно сказал Вилл, оттолкнув Мартину от себя. – Почему?!

Она посмотрела на него так, что по ее взгляду он понял без всяких слов: она не хотела тревожить его. Вилл рассмеялся недобрым смехом, но его гнев на Мартину сразу остыл. До сих пор оберегать чей-то покой было его привычным занятием, и вдруг он обнаружил, что кто-то годами в молчании хранил его собственный покой, – и это была Мартина, которую он меньше всего мог заподозрить в подобной заботливости, – и именно о нем. Смягчившись, он попросил:

– Расскажи мне о ней. Какая она?

– Она… – и Мартина, вызвав в памяти облик младшей дочери, улыбнулась с гордостью и любовью. – Она очень добрая, веселая, никогда не плачет. Она – как солнышко, все освещает своей улыбкой. Большая умница: умеет читать, пишет, знает латынь, бегло говорит на французском. Уже сейчас она очень хорошенькая, а вырастет настоящей красавицей!

– Есть в кого! – усмехнулся Вилл, выразительно посмотрев на Мартину, но та рассмеялась и покачала головой, отрицая собственную заслугу в красоте младшей дочери.

– Она настолько твоя дочь, что в ней с первого взгляда видна кровь Рочестеров!

– И Реджинальд с Клэр, конечно, знают, что она – моя дочь. А Робин? – Вилл глянул на Мартину и, когда та виновато опустила голову, вздохнул: – Всех уговорила молчать! Ты не сказала мне, как назвала нашу дочь.

– Вильямина. В честь тебя, – тихо сказала Мартина, тут же обжегшись о янтарный блеск его глаз.

В наступившем молчании они долго сидели рядом плечом к плечу и пили вино, передавая кубок друг другу.