Лорд Престимион
Шрифт:
Хотя позднее Конфалюм был избавлен от конкретных воспоминаний об узурпации и гражданской войне и не испытывал страданий из-за поступков своего сына, не было оснований считать, что он когда-либо оправится от душевных ран. Даже на коронации Престимиона, после того как все события, связанные с Корсибаром были забыты, Конфалюм казался всего лишь пустой оболочкой, все еще физически сильным, но пострадавшим духовно, будто его преследовали призраки, которых он не мог узнать. И, по словам Септаха Мелайна, который во время отсутствия Престимиона встречался с представителем понтифекса Вологацем Саром, понтифекс теперь все еще оставался глубоко встревоженным, сбитым с толку и впавшим в депрессию человеком, мучимым бессонницей и смутным, неопределенным ощущением
И поэтому Престимион думал, что харизматический Конфалюм прежних дней исчез, что он встретит хрупкого, дрожащего старика, стоящего на краю могилы. Страшно было подумать, что Конфалюму осталось жить недолго, так как сам Престимион только начал свое правление. Он был совсем не готов в скором времени покинуть Замок и замуровать себя в темной яме Лабиринта, хотя подобная опасность грозит каждому короналю, который унаследовал трон после предшественника, правившего так долго, как Конфалюм.
Но сейчас в Тронном дворе Престимиона встретил Конфалюм возрожденный и оживший. В этом зале с черными каменными стенами и острыми арками, где понтифекс и корональ должны сидеть рядом на высоких тронах, Корсибар совершил государственный переворот. Конфалюм выглядел тем же крепким и сильным человеком, которого Престимион помнил по прежним временам: изящный и прямой, в черно-алых одеждах понтифекса. На одном его лацкане ярко сверкала миниатюрная копия тиары понтифекса, а на другом — маленькая золотая рохилья, астрологический амулет, который он так любил. Ничто в нем не позволяло даже думать о близком конце. Когда они обнялись, невозможно было не удивиться силе этого человека.
Помолодевший, цветущий Конфалюм снова стал самим собой. Он всегда обладал огромной физической энергией, был невысокого роста, но крепкого сложения с острыми серыми глазами и густой гривой волос, которые даже в преклонном возрасте сохранили каштановый цвет. В свое время на любом сборище в Замке лорд Конфалюм неизменно оказывался в центре внимания не только потому, что был короналем, но и потому, что излучал такой мощный магнетизм, такую притягательную силу, что все невольно поворачивались к нему. И он не слишком изменился. Присущая ему внутренняя энергия помогла пережить кризис. Как это хорошо, подумал Престимион. Он почувствовал прилив огромного облегчения. Но в то же время он понял, что теперь ему придется иметь дело не с потрясенным, усталым стариком, которому он сможет рассказать то, что сочтет нужным, но с человеком, который более сорока лет провел на троне короналя и лучше любого человека в мире понимал законы высшей власти.
— Вы хорошо выглядите, ваше величество. Необычайно хорошо!
— Тебя это удивляет, Престимион?
— До меня доходили слухи о плохом настроении, о беспокойстве, бессоннице…
— Ба! Слухи, и только. Сказки. Возможно, сначала у меня было несколько трудных моментов. Необходимо пережить период привыкания, когда переезжаешь сюда из Замка, — я не стану делать вид, что это легко. Но когда это наконец проходит, чувствуешь себя здесь вполне комфортно.
— И вам комфортно?
— Да. И тебя это должно радовать. Еще не было такого короналя, которого не приводила бы в ужас необходимость в конце концов перебраться в Лабиринт. А почему бы и нет? Просыпаться каждое утро в Замке, смотреть в окно на это бескрайнее воздушное пространство вокруг, иметь возможность спуститься с Горы, когда пожелаешь, и поехать куда захочется — в Алаизор, Эмболейн или Кетерон, если заблагорассудится, или в Пидруид или Нарабаль, — и все время помнить о том, что однажды старый император не проснется утром. И когда это случится, за тобой придут, и отправят на корабле вниз по Глэйдж, а потом на девять миль в глубину, и скажут: «Вот ваш новый дом, лорд Такой-то…» — понтифекс улыбнулся. — Ну, здесь не так уж ужасно, позволь тебя заверить. Иначе Спокойно.
— Спокойно? — Это слово казалось неподходящим для описания этого безрадостного, лишенного солнца места.
— О, да. Определенно есть что сказать в пользу затворничества, его мира и
— Не сомневаюсь, все, что вы рассказываете мне о жизни в Лабиринте, правда, — ответил с улыбкой Престимион. — Но я готов подождать сорок лет, чтобы убедиться в этом.
Конфалюм казался довольным. Престимион понял, что возвращение его прежних сил не было ни притворством, ни иллюзией. Конфалюм выглядел помолодевшим, полным жизни, готовым к длительному пребыванию в своем странном новом доме.
Он собственной рукой наполнил бокалы вином — в кои-то веки вокруг не сновали чересчур усердные слуги — и повернулся лицом к Престимиону.
— А ты? — спросил он. — Тебя не слишком обременяют твои новые обязанности?
— Пока что справляюсь, ваше величество. Хотя дел очень много.
— Да, наверное. Я так редко получал от тебя известия. Ты держишь меня в неведении, знаешь ли, насчет положения дел в государстве, а это… не очень хорошо.
Это было сказано очень мило, но нельзя было не заметить в его словах скрытого укора.
— Я понимаю, милорд, — осторожно ответил Престимион, — что недостаточно полно информировал вас. Но столько проблем надо было решить сразу, и я хотел явиться к вам с доказательствами реальных успехов.
— Каких именно проблем? — спросил понтифекс.
— Одна из них — Дантирия Самбайл.
— Этот проклятый прокуратор, да. Но от него лишь много шума и никакого вреда — разве не так? Что он задумал?
— Очевидно, задумал создать для себя отдельное королевство в Зимроэле.
Рука Конфалюма, словно помимо его воли, взлетела к рохилье на лацкане и погладила ее против часовой стрелки. Он с изумлением и недоверием посмотрел на Престимиона.
— Ты серьезно? Где он сейчас? Почему мне об этом ни слова не сказали?
Престимион неловко заерзал на троне. Они вступали на зыбкую почву.
— Я ждал, милорд, пока смогу сам допросить прокуратора насчет его намерений. Он некоторое время пробыл в Замке… — Это была чистая правда. — Но затем уехал, предположительно отправился в восточные провинции.
— Зачем ему туда ехать?
— Кто может понять причины поступков Дантирии Самбайла? Во всяком случае, я собрал небольшой отряд и отправился туда вслед за ним.
— Да, — запальчиво произнес понтифекс, — это я знаю. Мог бы поставить меня в известность, между прочим.
— Простите меня, милорд. Я вижу, что совершил много проступков. Но я был почти уверен, что ваши чиновники известят вас о моем отъезде из Замка.
— Они известили. Очевидно, Дантирия Самбайл ускользнул от тебя в восточных провинциях.
— Он теперь в южном Алханроэле и собирается, как я полагаю, сесть на корабль и уплыть к себе домой.
Когда я уеду отсюда, то отправлюсь к Аруачозии, чтобы попытаться его разыскать. — Престимион на секунду заколебался. — Великий адмирал заблокировал порты.