Лоренца дочь Великолепного
Шрифт:
– Почему эта женщина сидит там? – указав на вышку, спросила у неё дочь Великолепного.
– Она золотит волосы.
– Как ты сказала?
– А разве во Франции дамы не занимаются этим? – в свой черед, удивилась Наннина.
– Нет.
– Тогда, если хочешь, мадонна, я могу дать тебе рецепт как приготовить краску. Для этого нужно собрать в мае корни орешника и шафрана, добавить бычью желчь, ласточкин помёт, серую амбру, жжённые медвежьи когти и ещё кое-что. Потом всё прокипятить, нанести смесь на волосы, надеть специальную шляпу и сидеть несколько часов под солнцем, пока краска не высохнет.
– Но для чего столько мучений?
– Как для чего? У нас во Флоренции все хотят быть блондинками, а чёрный цвет волос сейчас не в моде.
После слов Наннины дочери Великолепного захотелось надвинуть накидку на лоб.
– А ты тоже занимаешься этим?
– Нет, – с гордостью ответила флорентийка. – Бог дал мне такие волосы с рождения.
– Я хочу погулять по городу, – после паузы сказала Лоренца. – Ты не могла бы пойти со мной, Наннина?
– Боюсь, что дядя не отпустит меня.
– Может быть, это поможет уговорить его? – дочь Великолепного достала из омоньера серебряную монетку.
– Хорошо, я попробую отпроситься после обеда, – племянница Бутти с жадностью схватила деньги. – А сейчас мне нужно идти на кухню помогать тётке.
Не успела Лоренца отойти от перил, как из боковой пристройки появился Монбар.
– Правителя нет в городе, – сообщил он девушке, – поэтому мы с Сольё сейчас отправимся на его виллу в Кайано. Вам же, мадемуазель де Нери, советую оставаться здесь и никуда не выходить из гостиницы. А когда я вернусь, мы подумаем, как найти Ваших родственников.
Последняя фраза барона, по-видимому, предназначалась для Амори, который в это время вышел во двор. Решив, что она успеет осуществить свой план до возвращения мужчин, Лоренца не стала посвящать в него капитана.
Обед подали в комнату. По внешнему виду флорентийская кухня мало отличалась от французской: зажаренный на вертеле бок молодого ягнёнка, салат, лепёшки, сыр, вино и фрукты. Но стоило Лоренце попробовать мясо, как у неё на глазах выступили слёзы. Отпив из бокала с кьянти, дочь Великолепного почувствовала себя лучше. Ей ещё предстояло привыкнуть к тому, что почти в каждое блюдо флорентийцы добавляли большое количество корицы и перца, вызывавшие сильное жжение во рту и обильное слюноотделение.
Наннина зашла за ней, как и обещала, после обеда.
– А кто нас будет сопровождать? – поинтересовалась дочь Великолепного.
В ответ флорентийка, голова которой была покрыта платком, громко фыркнула:
– Это богатые девушки выходят из дома только в сопровождении своих воспитательниц.
– Впрочем, – тут же добавила она, – я могу попросить своего жениха.
Едва они вступили на рынок, как у Лоренцы разбежались глаза. Чего тут только не было! Горы апельсинов, винограда, персиков, голубей, молочных поросят и ягнят, не считая рыбы. Кроме того, поражало количество лавок, торговавших сукном, лекарствами и пряностями – традиционными товарами флорентийцев. Тут же находились ремесленные мастерские. Причём многие мастера в это тёплое время года работали прямо на улице под небольшими навесами. Особенно радовали глаз картины живописцев и изделия ювелиров, которые по желанию заказчика могли вызолотить кубок, нанести гравировку или резьбу и сделать новую оправу для драгоценного
– …мои кинжалы гораздо крепче турецких и красивее ломбардских! – расхваливал покупателю свой товар мастер.
– Антонио! – окликнула спутница Лоренцы сидевшего под навесом молодого человека с молоточком в руках, перед которым стоял раскалённый тигель и лежали щипцы.
Представив Лоренце своего жениха, Наннина спросила:
– Ты можешь отпроситься у своего хозяина, Антонио, чтобы показать мадонне город?
– Попробую, – кивнул тот.
Вдруг до их ушей донеслось:
– Вы – порода свиней! Вы погрязли в языческом блуде! Вы извращены во всём: в речи и в молчании, в действии и в бездействии, в вере и в неверии! Церковь, смрад от которой поднимается до самого неба, умножила свои блудодеяния во вселенной, превратилась в дом терпимости!
Эти слова выкрикивал низенький человек с козлиным профилем в нахлобученном капюшоне и дырявом плаще доминиканца. За ним следовали ещё два монаха с обмотанными вокруг головы концами капюшонов и кружками для подаяния в руках. Их тотчас же окружила толпа. Монеты щедро сыпались в кружки, в то время как многие из присутствующих пытались пробиться к странному проповеднику, чтобы поцеловать его руку или хотя бы край обтрёпанной сутаны. При этом кое-кто повергался на землю и самозабвенно бил себя кулаком в грудь.
– Государи сластолюбивы, жадны и горды! Они обирают вдов и сирот, притесняют народ! Дворы сделались гнездом всех развратников и преступников, там зловредные советники сосут кровь из народа, там философы и поэты при помощи всякой лжи производят до самих богов происхождение государей! – потрясая крестом и брызгая слюной, продолжал вопить монах.
– Кто это? – дёрнув Наннину за рукав, спросила Лоренца.
– Это фра Джироламо Савонарола, настоятель монастыря Святого Марка, – ответил вместо неё подоспевший Антонио. – Он родом из Феррары. Раньше никто не мог проповедовать во Флоренции больше двух Великих постов подряд, не надоев всем. А фра Джироламо слушают уже несколько лет.
– Но зачем они это делают? – девушка с отвращением указала на валявшихся в пыли людей.
– Потому что фра Джироламо – святой, – попытался объяснить ей молодой человек. – Говорят, что один ростовщик под его влиянием возвратил назад неправедно нажитые деньги – несколько тысяч флоринов.
– Неужели это правда? – усомнилась Лоренца, не видевшая ничего необычного в этом монахе в грязной сутане.
– Я был знаком с одним миниатюристом, которого обратил фра Джироламо, – заверил её Антонио. – Он принял монашество под именем фра Бенедетто. А до этого считался одним из самых модных щёголей. Если бы ты знала, мадонна, сколько мускуса и духов употреблял он тогда!
Как догадалась Лоренца, жених Наннины был поклонником Савонаролы. Однако не все окружающие разделяли его восторг.
На месте Пьеро я бы давно выгнал из города эту старую клячу фра Джироламо! – громко произнёс кто-то из группы стоявших неподалёку щёголей, в сторону которых поглядывала Наннина.
– Вот и помоги ему, мессир Лоренцо, ведь сеньор Пьеро – твой родственник! – со смехом поддержал его другой.
– А, может быть, Медичи просто боятся этого феррарца? – высказал предположение их приятель.