Лоренца дочь Великолепного
Шрифт:
– Красные шары – это вмятины, оставленные побеждённым великаном Муджелло на щите моего предка, рыцаря Аверардо Медичи, – пояснил Джулиано Лоренце. – Он прибыл в Италию вместе с Карлом Великим и осел здесь.
– А голубой шар?
– Его разрешил включить в наш герб французский король. Поэтому он – цвета знамени Франции.
Когда они вошли внутрь капеллы, Лоренца увидела над алтарём икону «Рождество» известного, по словам юноши, во Флоренции художника Филиппо Липпи. Стены же были словно опоясаны одной огромной красочной фреской, похожей на ковёр с вытканными
– Это путешествие волхвов за Вифлеемской звездой. Живописец Гоццоли изобразил здесь моего прадеда Козимо и деда Пьеро, а также их родственников, друзей и союзников.
– А вот и мой отец, – добавил Джулиано, указав на одного из всадников. – Тогда ему было примерно столько же лет, сколько мне сейчас. Рядом с ним – мессир Джулиано, младший брат отца. Он погиб во время заговора Пацци…
– Я слышала эту ужасную историю! – заметила донна Аврелия. – Кажется, мессир, твоего дядю убили прямо в церкви?
– Ты права, мадонна.
– Говорили, после него остался незаконнорожденный сын…
– Да, мой кузен Джулио. Он воспитывался в нашей семье, но потом решил стать кондотьером.
– А почему Пацци устроили заговор? – в свой черёд, поинтересовалась Лоренца.
– Они и ещё несколько других знатных семей были недовольны тем, что мой отец отстранил их от власти. Поэтому Пацци тайно вступили в сговор с папой Сикстом IV, ненавидевшем нас, Медичи, и во время пасхальной мессы в соборе Санта Мария дель Фьоре закололи моего дядю. Однако моему отцу удалось спастись и он, опираясь на поддержку народа, наказал заговорщиков.
Донна Аврелия и Лоренца перекрестились: убийство в церкви да ещё во время мессы считалось тяжким грехом.
– Моего дядю отпевали здесь, в этой капелле, – продолжал после паузы юноша. – И отца – тоже. Прошло уже два года, но я помню, что он лежал на ложе из золотистой парчи, к которой был приколот букетик фиалок, его любимых цветов…
Голос младшего сына Великолепного дрогнул, а его гостьи снова перекрестились.
– Прекрасное место! – заметила после того, как они вышли из капеллы, вдова. – Если бы я жила в этом дворце, то большую часть времени проводила бы здесь в молитвах…
– А мой отец любил отдыхать в студиоло, в самом конце коридора.
– Я бы хотела осмотреть и его, – вдруг сказала Лоренца.
– Женщинам туда вход запрещён… Но сейчас там всё равно никого нет, поэтому, думаю, мы никому не помешаем.
– А как же танцы? – прислушавшись к доносившейся сверху музыке, возразила донна Аврелия.
– У нас ещё есть время, – успокоил её Джулиано.
Миновав приёмные покои, они очутились в большой комнате с высоким мраморным сводом, вдоль стен которой стояли дубовые шкафы. У задней стены находился письменный стол Лоренцо. Над ним на полках красовались изделия из драгоценных камней, камеи, небольшие мраморные барельефы и древние рукописи. Сбоку виднелись инкрустированные столики работы флорентийца Джотто и нидерландского живописца Яна ван Эйка. Напротив, на каминной доске, была
– К сожалению, мой отец редко бывал здесь, потому что у него было много дел, – сообщил Джулиано. – Но всегда находил время, чтобы поиграть со мной, Джованни и Гусёнком.
– Как ты сказал? – удивилась Лоренца
– Гусёнок или Глупышка – так прозвала моего старшего брата в детстве наша матушка донна Кларисса.
Его спутницы переглянулись: Пьеро и в самом деле походил на гусёнка из-за своего выгнутого носа.
– А вот Джованни отец называл не иначе, как умницей. Он хотел, чтобы мой брат стал папой и поэтому отправил его изучать право в Пизанский университет. Но ещё до того папа Иннокентий VIII, наш союзник, даровал Джованни кардинальскую шапку.
– Интересно, а какое прозвище дали тебе, мессир? – с улыбкой поинтересовалась донна Аврелия.
Юноша тоже улыбнулся:
– Отец говорил, что я – добряк.
– Я согласна с ним, мессир. Ты был очень добр к нам с племянницей! Как будто мы – твои родственницы.
– Донна Лоренца немного похожа на мою младшую сестру Контессину, которая сейчас живёт с мужем в Риме. Отец называл её Фьямчеттой (Огонёк) за рыжий цвет волос. И ещё – своей маленькой принцессой. Мы с Контессиной были большими друзьями.
Лоренце вдруг стало грустно: мессир Бернардо тоже называл её принцессой.
На противоположной стене от входа сразу бросался в глаза большой портрет черноволосого мужчины в алых одеждах и с непокрытой головой. Указав на него, юноша сказал:
– Это мой отец. Маэстро Доменико Гирландайо написал его незадолго до смерти.
С нескрываемым волнением Лоренца вглядывалась в болезненно-жёлтое лицо Великолепного с длинным носом, похожим на утиный клюв, и бескровными губами. Девушку поразило то, что её родной отец был так уродлив.
– Его называли самым безобразным человеком в Италии, – Джулиано словно угадал мысли девушки. – Но стоило моему отцу захотеть – и он мог расположить к себе любого. Примером тому служит его поездка во враждебный Неаполь вскоре после гибели дяди. Когда мой отец явился туда, то изумил короля величием своей души, ясностью ума и мудростью суждений. Тогда Ферранте I окружил его ещё большим почётом и стал подумывать о том, как бы заручиться дружбой такого человека вместо того, чтобы иметь его врагом.
Услышав шорох за своей спиной, девушка невольно вздрогнула и обернулась. В это время из-за шкафа вышел худощавый седой человек лет шестидесяти в красной шапочке и такого же цвета накидке.
– Ты здесь, Марсилио? – удивился сводный брат Лоренцы.
После чего представил того своим спутницам:
– Сэр Марсилио Фичино, врач и каноник Сан Лоренцо.
– Хочу заметить, что я предоставил другим заниматься медициной, ибо в наше время это стало опасным занятием, и не проповедую ничего, кроме учения Платона, – меланхолично добавил Фичино.