Лоренца дочь Великолепного

Арк Ева

– А вот мой отец считает скульптуру низким занятием, – юноша снова взялся за резец. – Поэтому всему хорошему в моём таланте я обязан мягкому климату моего родного Ареццо, а из молока моей кормилицы, жены простого каменотёса, извлёк я резец и молот, которыми создаю мои статуи.

– Но если твой отец всячески противился твоим занятиям, Микеланджело, то Великолепный, наоборот, поощрял их.

– Я впервые встретился с ним в этом саду, куда меня привёл мой приятель Франческо Граначчи, – лицо Микеланджело на миг просветлело. – Тут как раз расставляли античные статуи. Одна из них особенно поразила меня – это голова фавна, отличавшегося весёлым

выражением лица. Мне захотелось скопировать его, но трудность состояла в том, чтобы добыть мрамор. К счастью, кто-то из скульпторов, работавших здесь, сжалился надо мной, подарив кусок мрамора и одолжив резец. Это был первый резец, к которому я притронулся в своей жизни. За несколько дней голова была окончена, но так как нижняя часть лица статуи отсутствовала, то я дополнил её и изобразил моего фавна с широко разинутым ртом, как у человека, который хохочет. Сеньор Лоренцо, прогуливаясь здесь, увидел, как я шлифую мой бюст. «Тебе захотелось сделать этого фавна стариком, – сказал он мне, смеясь, – а между тем ты ему оставил все зубы. Разве ты не знаешь, что в этом возрасте нескольких зубов всегда недосчитываются?» Тогда, едва он удалился, я отбил у фавна один зуб. И, когда он на следующий день пришёл вновь, то сказал мне: «Передай непременно своему отцу, что я хочу поговорить с ним».

– Да, я помню, что за должность на таможне твой отец согласился отдать тебя в школу скульпторов. А сеньор Лоренцо поселил тебя в своём дворце, допустил к своему столу и велел обращаться с тобой, как с собственным сыном.

– Но те времена прошли, – на лице Буонаротти возникло прежнее угрюмое выражение.

– Почему же? Ведь сеньор Пьеро приказал вернуть тебе комнату во дворце и прежнее содержание.

– Он вспомнил обо мне, только когда ему пришла в голову фантазия сделать у себя во дворе колосса из снега, который во Флоренции большая редкость, – в голосе молодого скульптора прозвучал явный сарказм. – Боюсь только, как бы его расположение ко мне не растаяло, как снежная статуя.

– Ну, что ты, Микеланджело, сеньор Пьеро очень доволен тобой, – попытался утешить его Мирандола.

– Ещё бы, наш правитель гордится, что имеет при себе меня и одного скорохода-испанца, столь проворного, что как бы быстро он не пускал коня, скороход всё равно его обгонит.

Произнеся эти слова, Буонаротти добавил:

– А теперь простите, но мне нужно работать.

– Обращение с ним как с равным со стороны лучших людей Флоренции воспитало в Микеланджело гордость, которая не склонит головы ни перед чем, – заметил граф своим спутницам, когда они двинулись к выходу из сада.

– Мне кажется, этот юноша мог бы быть более вежливым с нами, – ответила донна Аврелия.

– Дело в том, мадонна, что после одного случая Микеланджело стал сторониться женщин.

– Это после того, как ему изуродовали нос?

– Не совсем. Ещё будучи совсем юным, он влюбился в младшую дочь Великолепного мадонну Контессину. Ведь у него была комната во дворце, где жила и она. К тому же, девушка часто приходила с отцом сюда и наблюдала за работой Микеланджело.

– Надеюсь, мадонна Контессина поставила его на место.

– Кто может поручиться за сердце девушки? Сегодня оно сгорает от любви, а завтра холодно как лёд. Впрочем, вскоре после несчастного случая с Микеланджело Лоренцо выдал дочь замуж за сына своего друга банкира Ридольфи.

– Куда вы пойдёте теперь? – немного помолчав, спросил граф.

– В гостиницу.

– Позвольте,

я провожу вас.

– Но, возможно, у тебя есть свои дела, сеньор?

– Нет, я хотел послушать проповедь фра Джироламо, но всё равно уже опоздал.

Лоренца удивлённо посмотрела на Мирандолу, который со своими изысканными манерами никак не походил на почитателя неистового монаха.

– Ты хотела что-то спросить у меня, донна Лоренца?

– А это правда, сеньор, что если бы не ты, то Савонарола никогда бы не появился в городе?

– Да, это по моей просьбе Лоренцо пригласил фра Джироламо во Флоренцию, – спокойно подтвердил граф. – Однажды мне довелось услышать его проповедь в Сан Джиминьяно и он показался мне человеком особенным, обладающим некой магической силой. Поэтому я и сказал Великолепному, что фра Джироламо сделает честь и ему, и городу.

Девушка на миг задумалась:

Мне бы хотелось исповедаться ему.

– Нет ничего легче, донна Лоренца. Я попрошу фра Джироламо и он, надеюсь, не откажет мне.

Вернувшись в гостиницу, вдова прилегла, а Лоренца села читать любимого Петрарку. Тем временем алансонка складывала её одежду.

– Что ты ищешь, Катрин? – спустя минуту спросила Лоренца.

– Ваш омоньер, мадемуазель.

– А ты везде посмотрела?

– Да.

– Кажется, я забыла взять его, когда пошла в церковь, – вспомнила Лоренца. – Может быть, он упал за сундук?

– Нет, за сундуком его нет.

Девушка задумалась. Внезапно у неё мелькнула мысль о грамоте Великолепного. К счастью, пергамент лежал на прежнем месте в сундуке, ключ от которого она всегда носила с собой. Но это не успокоило Лоренцу. Когда она рассказала обо всём проснувшейся донне Аврелии, та сразу отправила Катрин за Бутти. Узнав о пропаже, хозяин очень расстроился, так как в подобных случаях полагалось приглашать барджелла со стражей. Но следствие могло навредить репутации гостиницы и отпугнуть постояльцев, даже если бы вор оказался посторонним человеком. Поэтому Бутти попросил вдову ничего не предпринимать, пока он сам не допросит слуг. Через час дядя Наннины вернулся ещё более расстроенный и сообщил, что ничего не добился.

– Эта прислуга работает у меня уже несколько лет, – оправдывался он перед донной Аврелией. – И раньше ничего подобного здесь не случалось.

При виде отчаяния хозяина гостиницы, готового рвать на себе остатки волос, Лоренце стало жаль его. К тому же, украденная сумма едва ли составляла два экю.

– Давайте забудем о краже, – предложила девушка. – Надеюсь, это больше не повторится.

Вдова начала было ворчать, но флорентиец поспешил заверить её, что будет лучше присматривать за слугами. На всякий случай, Лоренца решила отдать рубин и грамоту Великолепного на хранение в банк Донати. С этой целью на следующее утро она и донна Аврелия отправились туда под охраной слуг Монбара.

Едва вдова назвала своё имя, как их тотчас же проводили в кабинет банкира. Но вместо Анджело Донати они увидели там Бенедетто Нери.

– Мой отец остался в Морбе, а мне приказал вернуться на службу, – сообщил тот, глядя при этом на Лоренцу.

– А где мессир Анджело? – поинтересовалась вдова.

– Он куда-то вышел.

– Мы можем с племянницей подождать его?

– Конечно, мадонна!

Нери предложил донне Аврелии стул, в то время как Лоренца захотела рассмотреть карту мира, висевшую на противоположной стене под распятием. Подведя её к карте, приказчик Донати тихо сказал: