Лоренца дочь Великолепного
Шрифт:
На десятый день Лоренца почувствовала себя абсолютно здоровой. Однако сестра Августина не позволила ей покинуть постель под предлогом того, что достаточно лёгкой простуды, чтобы у неё снова открылся жар. Тогда Лоренца решила обратиться к монахине, носившей ей еду:
– Я хочу одеться. Где моё платье, сестра?
– Одежду всех поступивших в монастырь мы отдаём на благотворительные цели, но вместо неё я принесу тебе другую.
Как заметила Лоренца, отношение доминиканки к ней стало более доброжелательным, что, вероятно, объяснялось влиянием настоятельницы. Облачившись в одеяние послушницы, девушка посмотрела на своё отражение в кувшине с водой. Её лицо было ещё покрыто сыпью, хотя кое-где
– Почему ты встала с постели, Лоренца? – с ласковой укоризной спросила она.
– Я уже здорова, матушка Маддалена.
– А сыпь? Тебе не помешало бы ещё полежать недельку-другую.
– Но я себя прекрасно чувствую!
Мать Маддалена вздохнула и девушка поняла, что она чем-то озабочена.
– Видишь ли, дитя моё, тебя хочет видеть одно высокое духовное лицо.
– Духовное лицо? – удивлённо переспросила Лоренца.
– Да, по его приказу тебя поместили сюда. Но я могу сказать, что ты ещё не совсем здорова. К тому же, это правда.
– Нет, я готова к встрече с ним, преподобная матушка! – решительно ответила девушка.
Наконец-то она сможет взглянуть в лицо своему неведомому врагу, заманившему её в западню!
Настоятельница ввела её в просторную комнату с высоким сводом, посредине которой стоял стол с массивным бронзовым подсвечником.
– Вот эта девушка, монсеньор, – сказала мать Маддалена.
Затем, бросив подбадривающий взгляд на Лоренцу, она вышла.
Сидевший за столом человек поднял голову и с губ девушки едва не сорвался изумленный возглас: это был кардинал Медичи. Положив руку на раскрытую страницу книги, он окинул Лоренцу беглым взглядом. В свою очередь, та не сводила с него глаз. Из-за полноты средний сын Великолепного казался старше своих девятнадцати лет. Нездоровый цвет лица и воспалённые веки свидетельствовали о его страсти к древним манускриптам, за расшифровкой которых кардинал проводил целые часы.
– Сейчас никто бы, в том числе и мой брат, не нашёл бы тебя красивой, – усмехнувшись, неожиданно произнёс Джованни Медичи.
Так как девушка промолчала, он продолжал:
– Наверно, тебе хотелось бы знать, почему ты оказалась здесь?
– Преподобная матушка сказала, что этим я обязана тебе, монсеньор.
– Да, это правда.
– Но почему? Чем я заслужила такое наказание?
– Ты и в самом деле не догадываешься?
– Нет, монсеньор.
– Ну, что же, даже если ты и притворяешься, это не поможет тебе! – на одутловатом лице кардинала внезапно мелькнуло жёсткое выражение.
– Я и в самом деле ничего не понимаю!
– Ты сама виновата во всём: если бы тебе не взбрело в голову объявить себя дочерью моего отца, то сейчас ты находилась бы на свободе.
– Но это правда: я – дочь Великолепного!
Джованни полузакрыл глаза:
– Как ты можешь доказать это?
– Я уже говорила, что Великолепный прислал моему приёмному отцу грамоту, в которой признал меня своей дочерью.
– Где же она?
Внезапно Лоренца ощутила опасность. Её насторожил вкрадчивый тон кардинала, словно под маской благодушия он скрывал другую, более опасную личину. И ещё этот его настороженно следящий взгляд
– У меня её нет, – ответ Лоренцы был правдивым в том смысле, что у неё действительно сейчас не было при себе грамоты.
Кардинал нахмурился:
– Посланник короля Карла утверждал, что видел эту грамоту.
В другое время Лоренцу позабавило бы то обстоятельство, что они с Джованни словно поменялись ролями, но теперь она сочла за лучшее промолчать. Тогда брат Пьеро пригрозил:
– Для тебя же будет лучше, если ты отдашь мне её.
– Зачем она тебе, монсеньор?
– Эта грамота бросает тень на моего отца и, следовательно, на моего брата, чем могут воспользоваться наши враги.
– Разве в семье Медичи не было бастардов?
– Если ты имеешь в виду моего кузена Джулио, которого родила моему покойному дяде его любовница, то это совсем другое дело.
– Почему, монсеньор?
– У моего брата, мессира Пьеро, пока только один сын, маленький Лоренцо. Поэтому мы не можем пренебрегать бастардами мужского пола. Ведь только мужчина способен удержать власть, а ещё одна женщина нашей семье ни к чему.
– Великолепный, по-видимому, думал иначе, раз признал меня.
– Отец не мог знать, какая обстановка сложится во Флоренции после его смерти, – прервал девушку кардинал. – Поэтому я в последний раз предупреждаю тебя: или ты вернёшь мне грамоту, или останешься здесь навечно.
Лоренца заколебалась. Она уже и так лишилась почти всего: приёмных родителей, доверия своих опекунов, надежды обрести когда-нибудь любовь Амори. И вот теперь кардинал хочет отнять то немногое, что у неё ещё оставалось – право называться именем своего настоящего отца. Да и к чему ей свобода, если нет счастья?
– Я предпочитаю остаться в монастыре, монсеньор.
– Ну, что же, ты сама так решила. И не надейся, что тебе удастся сбежать отсюда!
Видя, что Джованни взял в руки серебряный колокольчик, девушка всё же рискнула спросить:
– А что сталось с донной Аврелией и моей служанкой, монсеньор?
По губам её сводного брата снова пробежала злобная усмешка:
– Вряд ли ты уже когда-нибудь увидишь их!
На звон колокольчика явилась не настоятельница, а другая монахиня, которая отвела Лоренцу обратно в келью. По настоянию сестры Августины она снова легла в постель. Однако сон не шёл к ней. Девушке не давала покоя мысль: правильно ли она поступила? Может быть, ей следовало всё же отдать грамоту и вернуться во Францию? А если бы кардинал не сдержал своё слово? Вспоминая его злобную ухмылку, Лоренца допускала, что это волне возможно. В конце концов, он был сыном Великолепного. А разве Лоренцо не носил несколько масок? По словам покойного мессира Бернардо, он был мудрым и искусным правителем, и, одновременно, если верить Джулиано Медичи, любящим заботливым отцом. Друзья Великолепного утверждали, что он сочинял неплохие стихи. Микеланджело знал его как щедрого мецената. А вот Савонарола называл его вором, убийцей, развратником и тираном. Вероятно, перед матерью Лоренцы он тоже разыгрывал какую-то роль, например, пылкого любовника.
Потом девушка вспомнила последние слова кардинала. Что он сделал с Катрин? Неужели та поплатилась за верность своей госпоже? За донну Аврелию Лоренца не так волновалась, надеясь, что Медичи не станут преследовать вдову своего бывшего служащего. Терзаемая мучительными размышлениями, девушка не заметила, что за окном начало темнеть. После того, как колокол возвестил об окончании молитвы, она решила дать себе отдых. Тем не менее, не прошло и часа, как дочь Великолепного проснулась от звука открывшейся двери. Вслед за тем в келью вошла какая-то женщина. Сначала Лоренца подумала, что ей всё это снится. Однако таинственная гостья, приблизившись к её кровати, спросила: