Лощина
Шрифт:
— Я вам охотно верю, но не понимаю, какое я имею к этому отношение?
— Эти планы, мисс Савернейк, задуманы и осуществляются умом созидателя.
— И поэтому вы подумали обо мне? Последовало долгое молчание. С нахмуренным лицом, куском карандаша Генриетта рисовала на белой скамейке какое-то фантастическое дерево. Пуаро смотрел на этот рисунок и вдруг вспомнил фишки для игры в бридж, вспомнил то, что увидел на столе в павильоне…
— То же самое вы изобразили на своих фишках? — спросил он.
Генриетта перестала рисовать, как будто только осознав, что делает.
— Да, —
— Какое удивительное название!
Она все объяснила.
— Таким образом, — спросил Пуаро, — если вы что-то непроизвольно рисуете, то у вас всегда получается Игдрасил?
— Да, это какая-то дурацкая мания!
— Сейчас вы его нарисовали на этой скамейке, в субботу вечером на своей фишке, в воскресенье утром — на столе в павильоне…
Шутливо она спросила:
— Я его нарисовала на столе в павильоне?
— Да, этот рисунок там и сейчас.
— Значит, я это сделала в субботу после обеда.
— Ни в коем случае! Когда в воскресенье утром Гуджен принес напитки в павильон, там этого рисунка не было. И в полдень этого рисунка там не было на столе. Я задал ему этот вопрос, он хорошо это помнил, он был категоричен.
— Тогда я могла его нарисовать во второй половине дня в воскресенье.
Пуаро отрицательно покачал головой.
— Этого не может быть! Полицейские всю вторую половину дня воскресенья возились около пруда, фотографировали, выуживали револьвер из пруда. Они ушли только поздно вечером. Если бы вы пошли в павильон, они бы вас увидели.
— Вы правы, месье Пуаро. Я вспомнила, это было в воскресенье после ужина…
Пуаро довольно сухо прервал ее.
— В темноте обычно не рисуют, мисс Савернейк. Вы хотите заставить меня поверить, что поздно вечером отправились в павильон и нарисовали это дерево на столе, хотя не могли видеть, что вы делаете?
— Месье Пуаро, — совершенно спокойно возразила она, — я вам сказала правду. Вы мне не верите. Это меня не удивляет. У вас — свое мнение. Можно мне его узнать?
— Я думаю, что вы пошли в павильон в воскресенье после двенадцати часов дня, то есть уже после того, как Гуджен отнес туда стаканы и напитки. Вы стояли у стола, за кем-то следили или кого-то ожидали и, как всегда бессознательно, взяли карандаш и нарисовали свой Игдрасил, даже не заметив этого.
— Я не ходила в павильон в воскресенье утром, — возразила Генриетта. — Я долгое время пробыла на террасе, потом взяла корзину, пошла в сад и срезала там увядшие георгины. К пруду я спустилась не раньше, чем в час дня. Инспектор Грэндж может подтвердить, что именно так распределено было мое время. До этого я не приближалась к пруду, а когда я туда пришла, в Джона уже выстрелили.
— Вы так объясняете, мисс Савернейк. Игдрасил вас опровергает.
— И вы настаиваете на том, что я была в павильоне и убила Джона?
— Я ни на чем не настаиваю. Вы могли находиться там и могли выстрелить в доктора Кристоу — это одна гипотеза. Вы могли быть там и увидеть того, кто убил. Это другая гипотеза. Или, наконец, кто-то, кто знает вашу манию всегда бессознательно рисовать Игдрасил, был там и нарисовал
Генриетта встала и бросила на сыщика вызывающий взгляд:
— Вы продолжаете думать, месье Пуаро, что я убила Джона. И вам кажется, что вы сможете это доказать. Я говорю вам, что доказать это вы не сможете! Никогда! Никогда!
— Вы считаете себя умнее?
— Вы не сможете этого сделать!
Генриетта повернулась и быстрым шагом удалилась по тропинке, ведущей к пруду.
Глава XXVI
Грэндж зашел к Пуаро, и тот предложил ему выпить чашку чая. Чай был именно таким, как представлял себе Грэндж, — очень слабым.
«Иностранцы не умеют заваривать чай, — подумал он, — и бесполезно пытаться их этому научить». Но он с видом мученика проглотил напиток. В такие мрачные дни, как этот, еще одна неприятность принесла ему горькое удовлетворение.
— Отложенное следствие состоится послезавтра, — сказал Грэндж, — а чего мы добились? Ничего! Ведь где-то же находится этот проклятый револьвер! Только как его искать на таком огромном пространстве? Требуется целая армия, чтобы прочесать километры и километры этого леса! Я уже начинаю думать, что этот револьвер мы не найдем никогда.
— Вы его найдете, — с уверенностью сказал Пуаро.
— Конечно, мы продолжаем поиски.
— Причем найдете его очень скоро, и это меня не удивит.
Грэндж отпил из своей чашки.
— Я очень этого хочу, — сказал он устало, — ход дела приводит к тому, что я становлюсь смешным. Все эти люди делают вид, что стараются мне помочь изо всех сил, но каждый раз, когда я что-то делаю согласно тому, что они говорят, я отдаляюсь от цели…
Пуаро кивнул.
— Возьмите эту историю с револьвером, например, — продолжал инспектор. — По данным судебно-медицинского эксперта, выстрел был произведен за одну — две минуты до вашего прихода. Вы видели там леди Эндкателл, которая держала в руках корзину с яйцами, мисс Савернейк, тоже с корзиной в руках, у нее там лежали головки георгинов, которые она только что срезала в саду, и, наконец, Эдварда Эндкателла в охотничьем костюме с огромными карманами. Все трое прекрасно могли спрятать револьвер и унести его с собой. И кто-то это сделал, потому что револьвера нет около пруда. Мои люди все перевернули и обыскали, но ничего там не нашли. Похоже на то, что нас хотят заставить поверить в виновность Герды Кристоу? Но кто этого хочет? Вот чего я не могу понять!
— Вы спрашивали их о том, что они делали в то утро? Можно ли верить их версиям?
— Их рассказы просто неоспоримы! Мисс Савернейк работала в саду. Леди Эндкателл собирала яйца в курятнике. Эдвард охотился вместе с сэром Генри. Как только они расстались, сэр Генри вернулся прямо в дом, а Эдвард пошел через лес. Молодой Дэвид читал у себя в комнате, а мисс Хардкастл — в саду. Все это правдоподобно, но не поддается проверке. Гуджен, который около полудня принес в павильон стаканы и напитки, ничего не может сказать о том, что делали и чего не делали эти люди. В результате можно спокойно подозревать каждого из них.