Лоскутная философия
Шрифт:
Вот бы Тебя, Бог, раз поместили на стены и не снимали.
324
Сфоткаться с Путиным и потом умереть (естественно, через долгий срок после бонусов от такого пожатия) - идеал современного "позитивного деланья".
325
Озабоченность власти - это заставить нас ошибаться с ней в каждом сделанном шаге и отвечать за всё нам, не ей.
326
Театрально, надрывно лижут зад власти! Есть политолог, что про амбиции, с каковыми власть задрала нос в годы коллапса, помнится, вызвенил, закатив глаза, раздувая зоб пафоса, что "во имя России" нужно "сплотиться" и как "ни тяжек нынешний кризис", здесь, мол, "честь нации", "мы должны поддержать верха" в их запутанных шашнях с Сирией. Он внушал "терпеть" ради благ клана нечисти, обвалившей страну, прикрывающей немощь малыми войнами, чтоб сберечь свои статусы, нефтедоллары, власть и прочие
Но он ошибся. Мало в нас гордости. Что за гордость в рванье на нас и в бесправии? В нашей памяти, как вы гнали нас в бойни, чтоб обелить себя в неумении править и маясь с жиру, так что вам грезились лавры Цезаря. Нет, давай-ка иначе, плут-проститутка, гладкий актёришка: забирай свою гордость, - плюс деньги в банках, чёрные икры и демагогию, - да валяй в эту Сирию, а не корчь себя рупором патриотских подначек косной-де массы, годной единственно, чтоб сдыхать за вас. Мы другим живём. Мы снесли бы в паноптикум политических фокусов триколорные гордости покорения Крыма Катькой Великой, и революции по пять раз на век, и реформы, чем вы свели нас к голи да шмоли и изживаете. Отвалите с идейщиной. Дайте воли с покоем, коих вы, кстати, н'e дали Пушкину, понимавшему: раз от вас, пройдох, не дождаться благ, так хотя бы - покоя с волей.
327
В чём суть политики? В угождении массам. Даль о политике как фигуре: ловкий нечестный, ищущий выгод и личной власти. В целом политика - дело грязное. Это бизнес вранья, насилий. Если политик массам по вкусу как рупор мнений масс - значит мнения масс зловонны.
328
Воспринимая, мысля, трактуя, строя суждения, люд исходит из данности, понимаемой фактом, истинно сущим. Рай же для люда как бы иллюзия. Данность - вот она, можно видеть и щупать, рай же лишь снится майскою ночью... Как тут поспоришь? Масс миллиарды. Но обратимся к гениям мысли. Вот что сказал Плотин в "Эннеадах" (V. 5, 11, 9): то, что дурному близкому взгляду кажется истинным, вряд ли есть.
Данность призрачна, словно дым, застилающий вящую безусловную сущность рая.
329
Он мечтал о порядке, он ненавидел жизненный хаос. Он восстал на случайность и произвольность и предикат их "вдруг" напряжением всех рассудочных сил своих, а "единое на потребу" был ему Разум, знавший законы. Мыслить суть быть, полагал он; быть значит мыслить. Я живу, если мыслю; я живу не когда, скажем, ем, но когда отдаю себе в том отчёт. Мир - в Разуме; и закон - царь над всеми, смертными и бессмертными, а поверх - совершенный логический алгеброидный символ, НЕОБХОДИМОСТЬ как неминуемая стена, не внемлющая прошеньям, строй очевидностей, общепризнанных истин, вроде, что дважды два даст четыре, хоть ты убейся. Главное, уяснить её, стену, - и ей покорствовать, руша Deus ex machina, то есть каприз, блажь, прихоть. Главное - возводить на разумных основах, коим покорствует даже бог (объявись такой).
Бог есть логика, чистый Разум, мнил Разумовский, рациональность, власть интеллекта. Он, как Цельс, лютовал, встретив тех, в коих вера не сводится к знанию, но враждует с ним. Он мнил чудо насилием - сверхнасилием над порядком вещей, над мозгом, автором мира, коему странности как плевок в глаза - в зоркость oculi mentis. Вот на таких людей есть оружие - диалектика. Нужно чётко владеть ею, дабы весь мир, склонясь, повторял твою истину как единственную, нудящую. Своевольным натурам, дерзким характерам, что опасны для Разума, он готов был внушать закон жёсткой практикой: ты не веришь в смерть?
– удостоишься казни, дабы уверовал; дважды два не четыре?
– в кнут маловера, чтоб считал плети; хаешь порядок?
– в дом сумасшедших, дабы проникся жаждой порядка. Цель всех суждений, как и поступков, - в мысленной службе НЕОБХОДИМОСТИ, нет иных богов; и пока не стряхнуть с себя романтический вздор, не войти в сферу чистых понятий - истин не сыщешь, не установишь. Если есть "Яхве", "Сущее", "Абсолют", "Идея", "Бог из машины", "Будда", "Христос" etc.
– значит нет Разума, что немыслимо. Есть лишь Разум и его сердце НЕОБХОДИМОСТЬ, матерь законов. Надо любить Её. Человек для законов, а не для жизни. Ищущий знания, Разум чужд всякой жизни как произвольности. Жизнь сведётся законами в Бытие. Люди станут не тело, не биомасса, но набор цифр. Зачем жизнь? И от бессмертия польза только лишь та, что смерть портит oculi mentis - гидов по ясным, истинным принципам, ведь умершему не внушить впредь должное. Мёртвый волен, самоуправен, значит - преступен.
Да, бога нет, всё смертно, воля преступна. Разум не смотрит, есть или нет душа: ему нужно, чтоб его слушали. И долг всех - верить Разуму. Оттого Разумовский был, кстати, девственник, и носил только мытые в десяти водах вещи. Гадится, оскверняется жизнь, не Разум, лучшая наша часть - pars melior nostra. Вечные истины - не для жизни, что загнивает, и не для бога, мёртвого на кресте своём. Разумовский не знал (намеренно) "неклассической физики", посягавшей на догмы, модной с недавних пор, - но в реальности исходящей из обязательных "дважды два есть четыре". Так, не иначе - или нет Разума, созидателя ясных всеобщих принципов. Допустить, что есть бог, кой придумал-де истины, - значит мозг убить. Произвола не может быть; в этом случае, полагал Разумовский, вновь возникает "бог из машины", кто бы крушил закон, утверждающий: ТО, ЧТО ЕСТЬ, - ЕСТЬ ЗАКОННО, НЕОБХОДИМО, а не по прихоти. Всё должно быть - разумно, и беды там лишь, где мало Разума, в том остатке стихий, что клеймил он как "жизнь" и с чем с детства боролся. Бескомпромиссный, он отрицал жизнь. Разум обязан был жизнь убить. Поэтому в бойнях уличных кошек силами ДЭЗов и коммунальщиков Разумовский усматривал триумф Разума, лишний раз жизнь стеснявшего. Жизнь - не стоила. Разумовский боролся с ней. Если ж всё-таки отступал, не плакал. Да, не смеяться, не плакать, но понимать! Не плакал, только кривился. Ибо мнил: истина убеждает. Неубеждающее не истинно. Быть в тепле убеждает?
– значит, печь истинна. Стену разве пробьёшь лбом?
– истинен сопромат. Смерть явна?
– значит смерть истинна. Не иначе! Необходимость, если ты раб ей, радует.
Разумовский в чудо не верил. Он избегал "вдруг". Звался он "Кантемир" в честь Канта. Жизнь он не чувствовал, предпочтя чувствам - мыслить. НЕОБХОДИМОСТЬ - что, как ни плачь, не тронешь, - вот что есть истина. Бог Иакова, Авраама, Христа? Вздор! Разум - вот бог его!
Истинно - что для всех, что признанно, что внедрилось без спроса даже в ум бога. В вере - лишь дерзости: мол, хочу и лбом сталь пробью. Откровения отрицались им; бытие без остатка виделось в Разуме, тайн не нужно. Люди рождаются и уходят, а дважды два - всегда. Не они для нас, но единственно мы для них. Пропади homo sapiens - математика будет. Люди и боги, все они склонятся под чугунностью дважды два есть четыре (хоть и "подпольный" псих Достоевского фыркает), но не будет, что дважды два даст пятнадцать. Истина гнула и Парменида, знал Аристотель, и государства, знал Разумовский. Так, а не наоборот. О прихоти, чуде, боге можно лишь говорить, не веря. НЕОБХОДИМОСТЬ правит, и лишь смирение перед ней - свобода; смирным даёт она. Рок согласных с ним водит, дерзких рок тащит. Набожным он советовал доказать веру прыганьем с крыши. Если потребна публике церковь - пусть это будет храмина Разума, где священник Сократ. При всём при том, Разумовский уверен был: философия не должна творить без "достаточных оснований". Что она? Калька НЕОБХОДИМОСТИ, плюс рентген её и оглядка, пристальная, покорная.
Он, живя в категориях, в коих мыслил, мнил, чтоб в любом его слове, жесте и действии был урок: дважды два есть четыре, жизнь исчислима, как математика. Он из частной конкретики ладил стать отвлечённой всеобщностью, избывал "патологию", точно Кант, поставлением перед самостью виселиц. Он хотел и себя вместить в принцип, став отвлечённым био-понятием. Люди - что, если цель всего в Разуме? Он писал "Обобщающую бионику" эры киборгов, электронных людей, компьютеров. Род людской исчерпался и прекращается, он считал, понимая коснеющую, пропит'yю Россию ярким примером. Женщину он ничем мнил - тем, чья роль кончилась. Если он трактовал её, то отнюдь не как особь и не как пол тем более. Он расчёл её на молекулы, чтоб судить её как субстрат homo sapiens, днесь ненужный.
Скоро пора грядёт, и её Разумовский ждал, не жалея себя ни других в этой вечно сползавшей в хаос вселенной, ибо иначе смертная и капризная жизнь не может. Он изводил жизнь в Разум, мысля, что, если Разумом всё пошло быть, им и венчается. Он тропил пути Разуму. Он искал неизменный и идеальный ordo-connexio многих rerum , невыносимый собственно жизни, как она есть, но истинный, где случайность с капризом (и даже бог), бессильны, где правит тождество вещи - мысли. Он, воин Разума, верил в благо порядка в той страшной мере, что проклял чувства. Стать звеном в строе - вот в чём смысл. Есть материя и законы; коль мир порочен, то от незнанья. Цель была, повторял он, мир переделывать, как пытались марксисты. Цель была, позабыв про холастику "душ" и прочее, обетонить всё алгеброй, дабы приняли, что такой-то лишь 232-й, такая-то - двойка с третью, тот - 113-ый, а вон та - миллион тридцать пятая. Он сводил жизнь к формуле. Одолев её в логике, он хотел жизнь избыть бытийно. Вот зачем, что б ни делал он и куда бы ни ехал, он искал ключ в суть Разума.
330
Проституция капитала. Легализуем шлюх? Нет? Что, этика против?.. Зря, нелогично. Выбран капитализм "добром" - соответствуй. Нет адекватней этому строю, чем проститутки. В капитализме всё приспособлено к максимальной отдаче, нам объясняют, во благо общества и себе, - к полнейшему ублаженью нужд человека. Срок этой цели привлечь влагалища. А кому это проще, чем проститутке? Да и плюс рынок ведь, где всяк лучшим торгует. Ну, а что лучшее есть у женщин? Только любовь.