Лотар-миротворец (Демон Жалын)
Шрифт:
— Тебе этого тоже не хватает? — удивился Рубос. — А вот мне…
— М-да, — хмыкнул Сухмет и отошёл к своей кровати, — я и забыл, что ты единственный среди нас женатый человек. Своего рода эксперт. Только не задавайся, я тоже был женат. И даже три раза.
— Три раза? — удивился Лотар. — Зачем нужно три раза жениться?
— Ну, — Сухмет посерьёзнел, — во-первых, у нас всё не совсем так, как у вас, и быть женатым на двух женщинах означает всего лишь, что ты заботишься о старшей. Это признак уважения. А во-вторых, третий раз я был женат, когда только-только получил свободу от Харисмуса и мне было лет триста. Я очень
— Чего? — заинтересованно спросил Санс.
Лотар подумал, что он, кажется, впервые задал вопрос в их компании по своему почину. Это был или очень тревожный симптом, или знак неминуемого выздоровления. Хотелось бы, конечно, выздоровления.
— Они требуют участия в твоей жизни, почти без остатка — твоего времени, твоих эмоций, мыслей, сил, желаний, твоего естества. Это далеко не каждый может дать, и ещё меньше людей хотят это отдавать. Видишь ли, — рассудительно подытожил Сухмет, обращаясь к Сансу, — любовь проходит.
— Странно, — Лотар наконец разделся и лёг, уютно укутавшись в меховое одеяло. Теперь ветер не казался таким уж страшным, бывало и хуже. — Кажется, это самое чудесное переживание, которое может быть, и хочется, чтобы оно не кончалось.
— К счастью для нас, это не так, — сказал Рубос. В его тоне звучали нотки горечи. Они начисто опровергали слова, которые он произнёс, — всё-таки, как ни крути, это — слабость. И солдату она не к лицу.
— Не знаю, не уверен, — вдруг снова произнёс Санс. И решительно закончил: — Вернусь, когда всё кончится, и женюсь. Если она, конечно…
— У тебя есть некая… влюблённость? — поинтересовался Сухмет.
— Не было бы, не говорил… Не было бы, — Санс вздохнул, — не осталось бы даже надежды.
В комнате повисла тишина. Вдруг её нарушил Бостапарт:
— Ерунда всё это. Главное — мастерство, и любое отклонение от него — вызов, или угроза, или ловушка. Прости меня, Учитель, а ты не думал, что тебя сознательно пытаются размагнитить, чтобы ты не почувствовал источника других времён в долине? Или какие-нибудь очаги магии, которые предназначены для того, чтобы разделаться с нами?
— Ну, помимо Лотара, есть ещё и Сухмет. Уж он-то не влюбится ни за что на свете. В его-то возрасте! — хмыкнул Рубос.
— Я убеждён, что через Учителя можно воздействовать и на Сухмета, — произнёс Бост. — Я, правда, не знаю как, но…
— Бост, ты слишком плохо занимался на моих уроках боевой магии, чтобы строить свои предположения, — холодновато отозвался восточник.
Лотар повернулся на бок и посмотрел в угол, где расположился юноша. Бост сидел в своей кровати очень прямо, строго соблюдая равновесие между символами состояния духа и тела. Это было то, от чего Лотар и сам никак не мог избавиться. И не составляло труда предположить, кому сейчас Бост подражал.
К тому же рядом с ним лежал и дорожный плащ Лотара. Это немного раздражало, но, по прошествии некоторого времени, уже не хотелось растрачивать внимание на то, что кто-то в подражание твоим повадкам таскает твою одежду. По крайней мере, сейчас Лотара это не злило. К тому же Бост остался у него один, и с ним нужно было обращаться мягче.
— И всё-таки, Лотар, что ты узнал? — поинтересовался Рубос.
Желтоголовый улыбнулся:
— Что узнал? Узнал, что мог бы полюбить её по-настоящему, жениться и увезти её к нам домой. И быть счастливым до тех пор, пока, как пророчествует Сухмет, она не избавилась бы от меня, словно от изношенной вещи. — Он рассмеялся: — Я говорю, но сам в это не верю. Сухмет, существует магия любви?
— Конечно, господин мой, но она — штука довольно грубая, почти целиком связанная с физиологией и чересчур сильными воздействиями на органы чувств. Часто у неё отвратительные внешние приёмы, если исходить из нашей воинской техники.
— Ну, — Лотар помялся, — вообще-то, я спрашивал о другом. Я хотел знать, есть ли наука о влюблённости?
Сухмет задумался:
— Если исключить физиологию, то можно сказать так: в маскировочных разделах есть магия совпадения и несовпадения привлекательности. Если ею пользоваться с умом, то можно сделать так, что любовь будет длиться очень долго. Теоретически гораздо дольше, чем срок одной человеческой жизни.
— Это хорошо, — решил Лотар и собрался спать.
Но тут неожиданно заинтересовался Рубос. Он даже сел на своей кровати.
— Что же ты молчал, старик? Если что-то… можно поправить, то тебе нужно торговать этим. И я собираюсь быть первым покупателем.
— Торговать? — Сухмет переспросил так, словно вдруг перестал верить своим ушам. — Торговать вообще-то можно и многим другим. Только хотелось бы знать, что именно людям нужно, а что они сами должны в себе вырабатывать. Если заняться этим всерьёз, может, и можно нажиться на эмоциональном дискомфорте, но это будет такое же малопочтенное занятие, как торговля костылями… Или даже так — как продажа наркотиков здоровым людям. Этот путь ведёт к тому, что ты не помощь им окажешь, а только поработишь их. — Сухмет вдруг очень грустно улыбнулся: — Это очень старая проблема. Уже всё было и ни у кого не сработало, Рубос. На этом поле даже Харисмус — Учитель Учителей — потерпел поражение.
— Всё, — очень трезво сказал Рубос, — я был не прав. Я беру свои слова назад и собираюсь спать. — Он оглянулся на окно: — Да закроет кто-нибудь это окошко, дует так, что завтра все встанем с ревматизмом.
— А ты ведь ещё не так стар, — буркнул Сухмет с сухим смешком.
А ведь и в самом деле очень холодно, подумал Лотар. С чего бы это? Не может быть так холодно, не может… Если здесь нет чего-либо ещё.
На просьбу Рубоса отреагировали Санс и Бост. Но Бостапарт был проворнее и действовал быстрее. Пока лейтенант поднимался, мальчишка уже накинул плащ Лотара на плечи и прошёл полдороги. А Лотар всё думал, но теперь его глаза смотрели в огонь камина.
Огонь не мог быть таким ярким, если не реагировал на присутствие то ли магии, то ли очень враждебней воли. Странно, почему тогда молчат колокольчики?..
И вдруг он понял, почему они молчали. Обычно они начинали звенеть, когда опасность угрожала ему, Лотару, и почти всегда молчали при угрозе для кого-то другого, пусть даже очень похожего и мечтающего ещё больше походить на него…
— Бост, стой! — заорал Лотар, скатываясь с кровати. — На пол, вниз!
Но было уже поздно. Раздался тупой и холодный звук разорвавшейся живой плоти… В груди Бостапарта торчала тяжёлая, фунта на три, арбалетная стрела. От неё веяло такой бешеной магией, такой неукротимой злобой и ненавистью, которой хватило бы, чтобы отравить население целого города.