Loving Longest 2
Шрифт:
Саурон удивлённо поднял брови.
— Не знаю, почему он так сказал. Может быть… Видишь ли, когда Мелькор принёс их в Ангбанд, я взял их у него. Мне они не жгут руки, и именно я вставил их в корону. Но они были какие-то… — Саурон сделал несколько странных жестов руками. Тургон вспомнил, что он делал так, когда произносил заклинания; эти движения были пугающе похожи на тот момент, когда Саурон создавал в его, Тургона, теле женские органы. — Не могу тебе описать, как именно это было. Это было что-то вроде головы маленького ребёнка… какие-то они были ну не то, чтобы мягкие, но какие-то не вполне… даже
Гил-Галад и Гельмир ушли вслед за Майроном. Маэдрос остался; он обратился было к Тургону, но тот отмахнулся:
— Прости, я не могу сейчас разговаривать. Я должен остаться один. Знаешь, Нельо, я уже так много обвинял себя, так часто говорил себе «всё из-за меня», но… в таких словах всегда есть некая доля самолюбования: когда так берёшь на себя вину, одновременно стараешься и простить себя: ведь в такие минуты ты прекрасно понимаешь, что не может же быть всё из-за тебя? А вот когда понимаешь, что действительно всё из-за тебя… нет, Нельо, это невыносимо. Оставь меня сейчас. Пенлод, ты тоже.
— Но, может быть, это не потому… — начал Пенлод.
— Потому, — отрезал Тургон. — И ты тоже хорош, Пенлод. — Он раздражённо хлопнул дверью, выйдя из сада.
Маэдросу сейчас совсем не хотелось расспрашивать Пенлода о том, что они оба, Тургон и Пенлод, имели в виду. Ему было страшно и противно. Он с болезненным ужасом осознавал, что хотя гибель Финвэ и похищение Сильмариллов произошли так невыносимо давно, почти все они — и преступники, и жертвы, — живы до сих пор, и тот, на ком лежит вина за весь ужас, который пришлось пережить ему самому, может быть, и вправду где-то совсем рядом.
— Майтимо… — сказал Пенлод. — Ты меня прости… мне надо сказать тебе пару слов. Очень надо. И то, что я скажу, тебе совсем не понравится.
— Это обязательно? — спросил Майтимо — и тут же укорил себя за трусость. — Да… да, говори.
— Я ещё в прошлый раз хотел. Тем более раз об этом зашла речь. Давай отойдём от двери подальше. Майтимо, понимаешь… мы, я и Тургон, были в Ангбанде в мастерской Гортаура. Я видел корону Мелькора. И два Сильмарилла в ней. И я видел тот, что вставлен в Наугламир, пока Эльвинг не увезла его.
— И что? Я тоже их видел. Я видел венец Мелькора. В Ангбанде. На нём самом. — Майтимо невольно вздрогнул, вспомнив отчаяние, которое пережил тогда, попав в плен.
— Майтимо, я не знаю насчёт тех двух, но то, чем владел Тингол — подделка, — сказал Пенлод.
— Пенлод… — Майтимо отшатнулся, как будто в этом душистом саду внезапно наткнулся на труп. — Это… это глупость какая-то. Я же их видел. Все три. В его венце. Я же не могу ошибиться, Пенлод! Они были созданы у меня на глазах! Я знаю их лучше, чем родных братьев! Пенлод!.. Мелькор не мог сотворить их!
— Я не знаю, Майтимо, как это было сделано, — Пенлод покачал головой. — Может быть, он их разрезал с помощью Гортаура и сейчас существует уже не три Сильмарилла, а четыре, пять или шесть. Я тоже очень хорошо их помню, и я держал их в руках. Понимаешь, Майтимо, гнездо в венце Мелькора такой формы и размера,
— Может быть, — выдохнул Майтимо, — Гортаур изменил их форму, когда вставлял в корону? Он сейчас говорил, что они казались ему мягкими — но… но я не понимаю, как такое могло быть. Оболочка всегда была твёрдой, как камень: мне кажется, отцу было очень трудно придать ей такую форму.
— Гортаур же майа, а не дитя Илуватара, — Пенлод пожал плечами. — Он воспринимает вещество не так, как мы. То, что для нас камень, для него может быть мягким, как наша плоть. Насчёт двух остальных я не знаю: чтобы увидеть, как они выглядят с обратной стороны, их нужно было бы вынуть из короны, а я этого сделать, конечно, не мог. Я не исключаю, что ему удалось как-то сжать или сдавить их: мне, честно говоря, те два камня вблизи показались более яркими, чем те, что я помню в руках Феанора. Но Майтимо, я тебя прошу об одном: прежде, чем предпринимать что-то ещё ради исполнения вашей Клятвы вернуть Сильмариллы, хотя бы убедись, что это не подделка.
— Не тебе судить об этом, Пенлод, — сказал Майтимо, слепо глядя в расстилавшуюся перед ним тьму, где он не различал уже ничего — ни стены, не деревьев, ни земли. — Ладно, прости. Хочешь, зайдём к нам: Маглор будет очень рад тебя видеть.
Вернувшись с Пенлодом наверх, Майтимо обнаружил, что все родственники собрались в гостиной второго этажа, выходившей на лестницу. Никто не осмелился прямо осудить Гил-Галада за этот обыск, но Маглор и Амрод были явно оскорблены тем, что их подозревают в чём-то подобном.
— Бедный Арголдо, — сказал Аракано. — Как мне его жалко. Сначала узнать, что отца больше нет, потом такое…
— Может быть, Гватрен лжёт? — сказал Гвайрен. — Я бы…
— Нет, Гвайрен, — вздохнула Финдуилас. — Это не ложь. Телеммайтэ действительно мёртв. Я могу это подтвердить — я его там видела. Мне жаль…
— Пенлод! Пенлод, ты! — воскликнул Маглор, бросаясь к нему.
— Ты вернулся из плена! — Аргон крепко обнял Пенолда. — Майтимо, а ты что-то не очень рад?
— Мы уже встречались раньше, — пояснил старший сын Феанора. — Я просто не хотел пока тебе говорить. Случая не было.
Майтимо сразу вспомнил свой разговор с Тургоном и Пенлодом и тот день, когда Аракано рассказал ему о том, как кто-то во время перехода через льды Хэлькараксэ погубил его, заставив обрушиться ледяную глыбу, на которой он стоял. Майтимо искоса поглядел на Луинэтти: ведь она тоже там была и она так явно намекнула ему, что ей что-то известно…
— Пенлод, а что это у тебя за книга? — поинтересовался Маглор.
— А, это словарь квенья, я взял его с собой из Ангбанда, — пояснил Пенлод. — Имени автора на ней нет.