Loving Longest 2

sindefara

— Ородрета, — сказал Куруфин. — Финрод не видел этого письма. Конверт я забрал у Гвайрена, — и он показал на сжавшегося в углу белокурого эльфа. — Ну ладно, украл. Потом, когда дошло до дела, Ородрет отказался выполнять мои требования. Я предъявил эти документы королю Фингону. Он сказал, что сейчас не об этом надо думать и отобрал у меня конверт. Там было несколько бумажек и письмо Мелькора. Письмо я спрятал у себя, а конверт остался у Фингона.

— Давайте я ещё раз прочту вам это письмо, милые внуки Финвэ, — сказала Лалайт. — «Моя красавица! Я рад, что у тебя всё получилось, но меня удивило твоё решение отдаться этому выродку, которого ты отвергала столько лет. По крайней

мере, тебе удалось забеременеть, что не может тебя не радовать. Мы с тобой уже говорили, что можно по этому поводу предпринять. Я сделал так, что Макалаурэ вернулся, но мне твоё беспокойство кажется излишним — думаю, что если мой бывший друг будет продолжать вести себя по-идиотски, он всё сделает за нас. Я, с со своей стороны, уверен, что и вы исполните свою часть соглашения. Твой друг (или я должен сказать — твоя подруга? — для тебя я могу быть кем угодно), М.». — Лалайт особо подчеркнула фразу о беременности. — Итак, некая особа женского пола решила забеременеть от кого-то, кого «всегда отвергала»: произошло это, скорее всего, в результате совета Мелькора. Мне очень интересно, конечно, кто такой «бывший друг» и зачем им был нужен Маглор, но главное в другом. Мы опять слышим о каком-то ребёнке: его упоминал, насколько я знаю, и сам Финвэ в своём последнем разговоре с Аргоном. Мне удалось достать ту самую папку, или конверт, где было письмо: оно хранилось среди сокровищ Фингона и Финголфина. Посмотрите, — Лалайт достала из складок юбки выцветшую розовую папку. — Что вы на это скажете?

В её руках появилась небольшая карточка из толстой бумаги или картона, которая когда-то, видимо, была розовой; края карточки были вырезаны в форме замысловатого кружева, уголок украшен гербом.

— Это герб Индис, — сказал Маэдрос.

— Это карточка для гостей, — сказал Тургон. — Такие были в доме моего отца и дяди Финарфина на Тол Эрессеа. Они обозначали место за столом для каждого гостя. Но здесь нет имени — карточка пуста.

— Карточка для гостя без имени, — сказала Лалайт. — А вот самый интересный документ в этой коллекции. Просто прелесть. Куруфинвэ, ты читал это?

— Ну вроде видел я его, — пожал плечами Куруфин. — Тут ещё были какие-то старые счета и записки. Я их, честно говоря, толком и не посмотрел.

Маэдрос надеялся, что это может быть то самое письмо или листок из дневника Фингона, где описывается день гибели Финвэ, но нет.

Лалайт развернула маленький квадратик бумаги и стала выразительно, с явным удовольствием зачитывать:

— Выдать подательнице сего: 36 яиц куриных, две мерки муки, два фунта масла сливочного, мерку крупы овсяной, полфунта мёда, сливок горшок один маленький и полтора фунта свинины копчёной. Вот видите, какая поистине королевская щедрость! На дату и подпись ты действительно не смотрел? — спросил Майрон. — Нет? Вот тут, в уголке, на обратной стороне. — Он повернул бумажку. — Финвэ Арафинвэ, нолдоран. Дано в Тирионе в 19 год Солнца. Э, Тургон, можешь рвать на себе волосы. Остался бы в Валиноре — получил бы и ты от дяди тридцать шесть яиц куриных. А может, и все тридцать восемь.

Маэдрос оглянулся на Тургона и с удивлением увидел, что тот подозвал к себе Маэглина и они стали шептаться: при этом Маэглин согласно кивал, и потом довольно громко пробурчал:

— Один… маленький! Тьфу! Вот гнида.

— Этот документ, — продолжил Саурон, — составлен через двадцать лет, а то и больше после Исхода нолдор из Амана. Как и почему он попал в Средиземье? У кого-нибудь есть идеи?

На расстеленный у трона короля золотистый ковёр быстрым шагом вышел Воронвэ. Он резко повернулся и показал своей белой рукой на Гвайрена.

— Всё

очень просто. Я знаю, что он бежал сюда из Валинора, и что в Валиноре он совершил убийство, — сказал Воронвэ. — Он привёз этот документ с собой, уж не знаю, зачем.

У Майтимо даже голова закружилась от облегчения и радости.

«Значит, это никто из нас. Никто. Это он убил Финвэ. Это какой-то родственник Индис, и он убил Финвэ. Может быть, это она приказала ему. Это не имеет отношения ни к кому из нас».

— Я никого не убивал, — сказал Гвайрен. — Я участвовал в битве Бессчётных слёз, я оборонял Нарготронд вместе с Ородретом, но я не мог бы убить безоружного и беззащитного, а именно это и есть убийство.

— Ты лжёшь, — ответил Воронвэ. — Я должен заковать тебя в цепи и отправить в Аман.

— Каким образом? — спросил Кирдан. — Как ты отправишь его в Аман?

— Это не твоё дело. Я получил приказ.

— От кого? — сказал Тургон. — Я тебе ничего такого не приказывал, Воронвэ. Кто мог тебе приказывать? И каким образом Гвайрен бежал сюда из Валинора?

— Я не отвечаю больше перед тобой, Тургон, — высокомерно сказал Воронвэ. — И не перед кем из вас. Я должен забрать убийцу с собой. Пойдём со мной, Гвайрен.

— Я не пойду.

Воронвэ подошёл к Гвайрену, взял его за руку и потащил за собой.

— Постой! — сказал Аргон. — Не трогай его! Да кто ты такой, чтобы…

Гвайрен посмотрел в глаза Воронвэ — и застыл. Маэдрос смотрел на него, и у него внутри всё похолодело. Глядя в лицо Гвайрену, Маэдрос невольно чувствовал то же, что он сейчас, а смотрел Гвайрен так, как когда-то он сам смотрел, попав в плен, на врата и решётки Ангбанда.

— Не надо, Аракано, — сказал Гвайрен. — Я пойду с ним. Ничего не поделаешь. Рано или поздно пришлось бы. Прощай. Я тебя очень люблю. И ты, Нельяфинвэ, — обернулся он к Маэдросу, — ты очень хороший. Я был очень рад с тобой познакомиться. Пусть всё будет хорошо у вас. Я был очень счастлив со всеми вами. Всегда. Пойдём, — обернулся он к Воронвэ.

— Давно пора, — сказал тот. Воронвэ хотел было подняться на лестницу вместе с Гвайреном, но на ступеньке стояла Лалайт — сегодня в пышном малиновом платье с серебряным шитьём и серебряной сеткой с гранатами на завитых белокурых волосах.

— Я не для того выпустила этого милого блондина, чтобы ты его забирал, — заявил, явно насмехаясь, Майрон. Воронвэ, видимо, был едва ли не единственным в этой компании, кто не знал, что представляет собой Лалайт, и недоуменно перекосился. — Выкручивайся как хочешь, сладкий мой пирожок, мой сахарный цветочек.

— Ты что, проголодалась? — сказал Воронвэ презрительно.

— Да, но я надеюсь сегодня очень хорошо пообедать, — сказала Лалайт.

— У меня есть ключ от задней двери, — сказал Кирдан. — Если это поможет тебе покинуть мою башню — я открою её для тебя.

Кирдан коснулся чего-то в стене за зарослями дикого винограда; серо-розовая плита отъехала в сторону и показалась небольшая, окованная медью дверь. Кирдан повернул несколько ручек; щёлкнули засовы, потом он вставил в дверь ключ. Дверь распахнулась.

Гвайрен в последний раз оглянулся на них — и Воронвэ вывел его наружу.

За дверью был берег — голубое море, светлый белый песок, серебристые травы.

А в море, уже совсем близко от берега, виднелся сине-серебряный парус «Эаррамэ».

— Она вернулась! Идриль… она вернулась! — вскрикнул Тургон. Но в его голосе не было уверенности.

Через несколько мгновений корабль оказался ещё ближе; он подошёл к цепочке скал у берега, и они увидели, кто стоит на борту.

Это была не Идриль, и не Туор, но все они прекрасно знали его.