Loving Longest 2
Шрифт:
— Папа, как его зовут? — уже закричал Финрод. — Как вы его назвали? Как?!
— Ну я даже не знаю, — пожал плечами Финарфин. — Он ведь такой невзрачный оказался, у нас ничего не придумалось. Ни таких золотых волос, как у тебя — бледные какие-то у него получились волосы, знаешь, как внутренность гриба — ну не «грибом» же его было называть; ни железных рук, как у Ангарато, ни характера, как у Айканаро, ни… совсем не помню, почему мы так назвали Артаресто. Анайрэ хотела назвать его «Калион», «сын света», или «Калеммакил»: это очень глупо и неуместно, и потом «Калеммакил» похоже на имя её племянника, Элеммакила, это совсем не подходит
— Папа, я пойду, наверно, к маме? — Финрод сейчас не знал, кого он имеет в виду — Финдис или Эарвен, но ему сейчас больше всего на свете хотелось уйти подальше отсюда и вернуться к Амариэ.
— Боюсь, что это невозможно, Финдарато.
Финарфин развёл руками — и под его левой рукой что-то щёлкнуло. Вместе с тем снова за бочками раздалось какое-то шуршание и странный звук.
Оказалось, что комнатка, служившая столько лет тюрьмой для его брата, запирается — запирается выезжающей из стены прочной решёткой и превращается в клетку.
— Ну вот, — сказал Финарфин, — всё хорошо. Не волнуйся, Ингвэ я всё расскажу, и он скажет Финдис, чтобы не волновалась по пустякам. А то ты ещё так молод в своей новой жизни, милый Инголдо: можешь наделать множество ошибок. Ты совсем не знаешь, как тут надо себя вести. Мы тебе всё объясним. Твоего брата скоро привезут обратно, и вы будете жить тут. Вам вдвоём будет веселее. Раз ты его встречал раньше, для тебя во всём этом не будет уже ничего нового. А я, — он перешёл на странный, дрожащий полушёпот, — могу иногда посмотреть… Не очень часто… Иногда. Иногда очень интересно…
Финрод снова переживал ужас, который предшествовал его гибели, — но это было не за морем, не в темнице, а в доме, который он считал родным.
— Замолчи! Замолчи! — закричал Финрод. — Замолчи, отец, пожалуйста, это отвратительно! Хотя бы замолчи! Я же твой сын, как ты можешь!
— Инголдо, а кто тебе сказал, что ты мой сын? — Финарфин улыбнулся и провёл пальцами по решётке. — Совсем нет. Теперь мне уже нет никакого смысла называть тебя своим сыном. Ведь когда наш малыш вернётся, то мы, хотя он и такой невзрачный, обязательно сделаем его нашим…
Финарфин вдруг закашлялся и схватился за горло. Несмотря на всё, что случилось в предшествующие минуты, Финрод инстинктивно рванулся, чтобы помочь ему — и вдруг понял, что теперь свободен сам: видимо, когда Финарфин стал падать, его рука всё ещё лежала на рычаге, выдвигающем решётку, и Финарфин невольно ещё раз нажал на него, открыв её.
От облегчения у Финрода подкосились ноги и он сполз на на пол.
Конец тонкой желто-коричневой охотничьей петли держала в руках молодая темноволосая женщина. Финрод не сразу вспомнил, где видел ее: вместо тяжелого, иссиня-изумрудного одеяния на ней было простое коричневое платье, и… она больше не пыталась быть похожей на эльфийку. Лёгкий переливчатый свет исходил из-под её кожи, глаза вспыхивали белыми грозовыми огнями. Она дёрнула за верёвку — и Финарфин рухнул на ступени.
— Тварь! — закричала она. — Где мой муж? Где Тингол?! Отвечай! Да, я из числа друзей Йаванны, но я многому научилась у Оромэ. Если не ответишь, я могу тебя освежевать и выпустить тебе кишки!
Финрод взлетел по лестнице и выбежал из дома, оттолкнув камеристку Эарвен. Та, судя по всему, только что получила оплеуху от Мелиан: шатаясь, она тянула руку к Финроду
«Брат! — в ужасе думал он. — Они же за ним кого-то послали. Послали вернуть его сюда. Сюда, в эту клетку. Они же схватят его, может быть, убьют, если он не послушается. Я должен вернуться, вернуться, как можно скорее, должен найти Гвайрена!
Папа, папочка… милый, добрый, спокойный, умный. Почему? Почему ты стал таким?
Или ты был таким всегда, а я просто закрывал на это глаза?..».
====== Глава 40. Что с моим братом? (2): Я провожу вас ======
Финарфин
Финголфин в очередной раз поссорился с Феанором.
Он выбежал во двор, красный, разгорячённый. Финарфин подошёл к нему, протянул руку и сказал:
— Он опять кричал на тебя, да? Я тебе очень сочувствую.
Финголфин обнял его — быстро, как всегда, так быстро: младшему брату казалось, что на него вообще никто не мог обращать внимания больше пяти минут. Финарфин (по крайней мере, сам он так думал) потом подрос ещё немного, но старший всегда был больше чем на голову выше. И это ощущение — Финголфин, такой высокий, над ним, его сильные, крепкие руки (а старший весь дрожал от злости), его горячая грудь, пахшие лавандой тёмные, тяжёлые волосы…
Внутри у него вспыхнуло пламя, погасить которое он так и не смог. Это ощущение всегда оставалось с ним — объятия высокого, сильного брата, его мимолётное внимание, жар…
Он пытался это вытравить из себя; старался как можно дольше быть вне дома (никто особенно не обращал на это внимания). Финарфин часто посещал Тол Эрессеа, общался с королевской семьёй тэлери, часто выходил с ними в море, пару раз даже посетил Эндорэ.
Наконец, он договорился с королевской дочерью, Эарвен, о браке. Финарфин не скрывал от неё, что не влюблён, но у девушки по этому поводу не было никаких возражений: она так хотела быть женой королевского сына, поселиться в дворце в Тирионе и носить нолдорские драгоценности.
В первую брачную ночь он два раза честно попытался исполнить свой супружеский долг. Сначала его замутило, он пожаловался на головную боль, уселся с ногами в кресло, как был, в ночной рубашке. Больше всего ему сейчас хотелось побежать в спальню к родителям и жаловаться, жаловаться, жаловаться — «я не хочу, не хочу, мама, можно я останусь с вами?». После второго раза его буквально начало тошнить. Он босиком выбежал на балкон-террасу, выходившую в сад, перепрыгнул через перила; почувствовал во рту вкус тёмного тэлерийского вина и понял, что его сейчас вырвет. Он засунул голову между стеной дома и бочкой для стока воды. Ощущение от прикосновения губами к её мягкой груди напомнило, как ему, маленькому, сестра Финдис заталкивала в рот противную тёплую кашу. Как будто его тошнило с тех пор, а вырвало только сейчас.
— Да ладно, ничего, — зевнув, сказала Эарвен, погладила себя кончиками пальцев по груди (это выглядело странно — как будто бы в спальне на мгновение появился другой мужчина) и с сожалением застегнула рубашку. — Ты же знаешь, я совсем не хочу рожать…
Со временем его мать стала всё чаще заговаривать с ним о детях: у Феанора уже было трое, родился первенец и у Финголфина. Финарфин без особого удовольствия посещал брата. Он не любил детей, но позволял маленькому Фингону поиграть со своими золотыми волосами: ребёнок был тихим и воспитанным.