Loving Longest 2
Шрифт:
Натрон нашёл в себе силы обнять Маэглина за плечи.
— Сынок, — сказал он. — Остановись, пожалуйста. Ведь твой отец теперь снова с тобой. Не мучай Тургона больше.
— Будто тебе не всё равно, жив мой отец или нет, — пробормотал Маэглин.
— Мне… мне не всё равно, Ломион, — ответил Натрон. — Я… я не знаю, как ты — я счастлив. Я любил Эола. Я всю жизнь любил его. За сотни, за тысячи лет мы расставались самое большее на три-четыре дня. Даже если он теперь не вспомнит меня… я всё равно буду счастлив, зная, что он жив. Ломион, если ты хоть вполовину так же счастлив, как я, если ты действительно его любишь — прошу тебя… — Натрон замолчал.
«Бесполезно, —
Маэглин обернулся к Натрону и тот почти с удивлением увидел его покрасневшие, полные слёз, глаза.
— Нат… это… значит, это ты… ты его… друг, да?
— Да… Маэглин, понимаешь, я…
— Ладно, — махнул рукой Маэглин, — я и так понял. Видно же было. Я всё время чувствовал, что у отца кто-то раньше был, но про женщин он совсем ничего не знал и ничего не мог мне рассказать. Даже не знал, как с ними разговаривать, не то что… Ну и… этот, из зелёных эльфов, слуга моего отца… ох, забыл уже его имя, столько лет прошло… Он пару раз проговаривался — «этот, который был раньше»; да и у гномов я пару раз слышал, как отцу говорили — «где, мол, тот, кто раньше приходил с тобой»…
Маэглин уронил голову на руки; Натрон осторожно провёл ладонью по его волосам, боясь разозлить сына Эола, но тот не пошевелился.
— Нат, — сказал Маэглин глухо, — ты мне сошьёшь шубу? А то я прошлой зимой замёрз жутко, пока ездил в Химринг. И перчатки. И знамя. Гортаур же даже говорил…
— Сошью, конечно, — сказал Натрон, с облегчением вздохнув. — Конечно, не такое, как он просил, а красивое, с золотом.
— Только… наверное, я всё-таки должен сказать об этом Гортауру, — сказал Маэглин, вставая. — Не бойся, Натрон, я скажу, что отпустил его сам. Ведь ты этого хотел, да? В общем-то, оно так и есть.
— Да я знаю, — Саурон махнул рукой. — Так лучше всем. Но ты, Маэглин, когда будешь у Владыки, попроси-ка у него себе новую игрушку. Такую же.
— Зачем это? — удивился Маэглин.
— Затем, Маэглин, что я не люблю, когда моя работа пропадает.
— Я… — начал Маэглин, — в общем, у нас там всё хорошо.
— И что, скоро снова пойдут дети? — спросил Мелькор.
— Да ты понимаешь… — Маэглин сделал это своё характерное нагловатое, фамильярное выражение лица, которое ему самому очень нравилось; ему казалось, что оно очень располагает к нему, хотя на самом деле окружающие именно в эти минуты испытывали к Маэглину наибольшую неприязнь. — У Тургона с головой опять не всё в порядке. Как родил, так сначала вроде ничего, а потом вдруг опять крыша поехала ни с того ни с сего.
Мелькор одобрительно улыбнулся. Несмотря на всё его могущество, он считал, что от него лично зависит больше, чем это было на самом деле, и придуманное Маэглином «безумие» Тургона он отнёс за счёт своего разговора с бывшим королём Гондолина. Мысль о том, что один его вид может свести с ума, была одной из самых сладостных для Мелькора.
— Никого не узнаёт, сидит, смотрит в потолок, мыться перестал. Ну противно мне с ним, понимаешь? — Маэглин развёл руками. — Родит ещё урода какого-нибудь. Подожду, может, ещё в себя придёт. Спешить-то некуда. А мой отец пусть вырастет, я для него всё сделаю.
— Верно, Маэглин, Эол нам ещё понадобится, — сказал Мелькор.
Эта мысль была для Маэглина не очень приятной, и он поспешно продолжил:
— Я тут спросить хотел. Ты, может, ещё можешь мне кого из ценных пленников выделить, чтобы развлечься как-нибудь? Ты, мой Владыка, так меня возвысил, что мне уже как-то не по чину себе это самое… ну… на рынке
— Не по чину? — Мелькор изучающе смотрел на него.
— Конечно, — пожал плечами Маэглин. — Мы же с тобой про это говорили — у меня ведь есть эти свои… потребности. Телесного характера. В конце концов, можно и с кем другим ещё детей завести.
Мелькор расхохотался.
— Я дошёл до того, что мне понятны телесные потребности такого, как ты, — выговорил он.
Владыка махнул рукой, подзывая стражу.
— Приведите Элеммакила, — сказал он своим самым неприятным, безжизненным голосом.
Маэглин за то время, пока служил Мелькору, повидал многих своих соплеменников избитыми, ранеными, измученными; он видел, в каком состоянии был Тургон после нескольких недель плена; в конце концов, он сам поднял руку на своего беззащитного родича и с разрешения Гортаура подверг его насилию. Но вид Элеммакила и у него вызвал неприятные чувства. Исхудавший, с посеревшим лицом, бледными сальными волосами, Элеммакил еле держался на ногах; он был босой, в одной рубашке, заляпанной засохшей кровью; на руках у него был маленький свёрток такой же окровавленной ткани, явно оторванной от подола. Маэглин увидел, что это крошечный ребёнок лишь нескольких дней от роду.
— Он что, теперь тоже смог родить? — спросил Маэглин.
— Конечно, — ответил Мелькор. — Майрон ему приделал эту свою механическую… — и Мелькор добавил своё любимое слово. — Вот это он умеет.
Маэглину презрение в голосе Мелькора показалось не очень уместным. Хотя внешне Маэглин остался таким же, за последние месяцы, особенно с тех пор, как Саурон выгнал его из собственных покоев, он сильно изменился. Хотя Маэглин сам был королевским племянником и принимал участие в обороне Гондолина, Гондолин всё же был лишь одиночным городом-государством. Маэглин теперь понимал, проблемы каких масштабов, связанные и с войной, и с вооружением, и с управлением захваченными землями, стоят перед Сауроном. При этом было видно, что участие Мелькора в решении этих практических задач нередко, мягко говоря, не приносило пользы.
— Ну ладно, заберу его, — сказал Маэглин.
Элеммакила подтолкнули к нему. Бывший командир внешней стражи Гондолина весь дрожал: в покоях Мелькора было распахнуто огромное окно, выходившее на широкий балкон. За окном простирались вершины гор, и в зал влетали тяжёлые, слипшиеся снежинки.
— Этот, которого он родил, — усмехнулся Мелькор, — наверно, уже не жилец. Ты его лучше выброси, — и хозяин указал Маэглину на балкон.
Когда-то в разговоре с Мелькором Маэглин говорил, что хочет овладеть своей кузиной Идриль и готов убить не только её мужа Туора, но и маленького сына Эарендила. Но сейчас, глядя на Элеммакила, он понял, что никогда не смог бы месяцами, годами жить и смотреть в глаза тому, чьё дитя он погубил.
— Да ладно, зачем, — Маэглин небрежно махнул рукой, — пусть будет, а то моим детям играть будет не с кем — скучно тут. Пошли ко мне, Элеммакил.
Едва они вышли за пределы покоев, где властвовал Мелькор, Элеммакил обратился к Маэглину:
— Маэглин… пусть моё дитя покормят… умоляю, Маэглин, я сделаю всё, что ты захочешь…
Если Саурон думал, что Элеммакил заменит Тургона в постели Маэглина, он ошибался.
К Тургону отношение у Маэглина было сложным — зависть, ненависть, восхищение, влюблённость, безнадёжное преклонение, желание обладать, подавить; желание избавиться и от него самого, и от влияния, которое Тургон до сих пор оказывал на всю его жизнь. После того, как Тургон покинул Ангбанд, Маэглин в чём-то испытал облегчение.