Loving Longest 2
Шрифт:
— Это — что? — повторил Мелькор. — Где Тургон?
— Да это, я его погулять отпустил, — пожал плечами Маэглин. — На улицу. Он всё жаловался, что душно тут. Не знаю, что за дурь такая. Может, беременность.
— Ты дурь из своего дяди выбей, — сказал Мелькор. — Это ты умеешь. Посмотрю я, сколько у него дури останется. Вечером зайду. А тебе, Андвир, спасибо.
Когда Мелькор ушёл, Маэглин рухнул на кровать.
— Элеммакил, ну что за день? Ну что делать? Я не хочу, чтобы его сюда возвращали. Ну правда, не хочу. После такого он уж навсегда меня возненавидит.
— Маэглин, надо сообщить Гортауру как можно быстрее, — сказал Эолин. — Давай я сбегаю.
— Андвир мне всегда не нравился, — покачал
— Да, поганый человечек, — согласился Саурон. — Препоганый, я бы сказал. Ну да я сам виноват.
— Ты же не будешь дядю сюда возвращать? — спросил Маэглин. По его тону невозможно было понять, желает он этого или нет.
— Это нарушило бы мои планы прежде всего, — сказал Гортаур. — А я не люблю, когда мои планы нарушают, — он резко подчеркнул слово «планы».
— Но ты же можешь наводить морок, — сказал Натрон. — Ты можешь придать Элеммакилу вид Тургона, они и так похожи.
— Самый лучший выход, Натрон, — ответил Саурон, — если бы не оставалась возможность, что Мелькор всё-таки спросит ещё и «а где Элеммакил». И что мы тогда будем делать?
— Майрон, я не понял, — вставил Маэглин, — у нас же есть тут и другие нолдор. Меня, конечно, не считаем, я и ниже Тургона намного, и фигура у меня другая, но есть такие, которые издалека сошли бы за Тургона, особенно если по росту не с кем сравнивать… — Он опасливо поглядел на Саурона — вдруг опять сказал что-то не то.
— Я, Маэглин, достиг огромного мастерства в искусстве наведения морока и изменения внешности, — ответил Саурон, — особенно за последние пятьдесят-шестьдесят лет, когда у меня появился доступ к нолдорским библиотекам и возможность допрашивать пленных нолдор: я смог добавить к своим знаниям недостающие фрагменты. Я убедился, что могу обманывать таких же или почти таких же майар, как я, — на его лице появилась многозначительная улыбка, — но Валар — немного другое дело. Да, в принципе, я и Валар могу обмануть, но в том, как Валар и такие сильные майар, как я, воспринимают живую плоть и материю, есть одна особенность (думаю, что я единственный использую это на практике — другие просто об этом не задумываются). Например, если ты положишь на стол сто одинаковых гвоздей — сорок пять серебряных гвоздей и пятьдесят пять железных, то я сразу смогу сказать, сколько их и какие — где. Для Валар тела людей и эльфов выглядят примерно так же: они воспринимают их, как набор строительных элементов.
— Но череп там или рёбра — они же у всех есть, — пожал плечами Маэглин.
— Ммм… — вздохнул Гортаур, — ну вот, Гватрен, — он обратился к тому из присутствующих, кто вероятнее всего был бы способен его понять. — Допустим, передо мной ты и твой отец. Если взять пример с гвоздями, я увижу в одном случае сорок девять серебряных и пятьдесят один железный гвоздь, а в другом — сорок восемь серебряных и пятьдесят два железных. Разница будет ничтожно мала. А если я посмотрю на тебя и Натрона, то у Натрона будет, допустим, тридцать и семьдесят. Соотношение будет заметно другим. Пример очень грубый, тело состоит из десятков тысяч элементов, но принцип понятен. То есть если один из Валар захочет, то даже при мороке он увидит, что перед ним другое тело. Другое дело, что всего и всех помнить невозможно, это слишком много даже для меня или даже для Мелькора. Тебя, Гватрен, я знаю до мельчайших деталей, и тебя я отличил бы даже от брата-близнеца. Другое дело — насколько Мелькор помнит тело Тургона; я думаю, что скорее всего — только общее впечатление. Элеммакил не только физически похож на Тургона — он его близкий родственник, так что он был бы наилучшим вариантом. Хотя… Ну ладно. Для верности придётся пойти… на некоторые расходы. Гватрен, Натрон, пойдём со мной. Маэглин, вот тебе ключи, пойди в мою конюшню, возьми коня и поезди по округе часа три-четыре,
Маэглин вздохнул и накинул плащ.
— Ладно, Маэглин, — сказал Гватрен, смеясь, — возьми с полки пирожок.
— С гвоздями? — уныло спросил тот.
— С яблоками, — ответил белокурый эльф, протягивая Маэглину миску. — Ты же с утра ничего не ел.
Через четверть часа Гватрену стало совсем не до смеха.
Из кабинета Гортаура ещё одна потайная дверь, о существовании которой Гватрен не знал до сих пор, вела в глубокий подвал. Гортаур открыл ключом сначала деревянную, а потом, ещё на один пролёт ниже, — и железную дверь.
За ней царил чудовищный, невероятный холод; Гватрену стало дурно. Натрон с сочувствием посмотрел на приятеля и накинул ему на плечи тёплый плащ, который нёс на руке — предупредить его заранее, о том, куда они идут, он не посмел.
Подземный зал был освещён странными круглыми светильниками, похожими на линзы. В стеклах сиял холодный, зелено-голубой огонь; от них не исходило ни капли тепла. Они не могли видеть весь зал, хотя и было понятно, что он огромен: зал был разгорожен деревянными перегородками на отдельные камеры, входы в которые были закрыты чёрными, коричневыми и красными занавесями. Гватрен, знакомый с методами работы Саурона, догадался, что за ними скрываются рабочие места и образцы разных типов — но какие? Длинный проход между занавесями привёл их концу зала; нечто вроде сцены было завешено огромным коричневым покрывалом с золотым орнаментом в виде спиралей.
Саурон подошёл к занавесу, потом помедлил и с улыбкой подошёл к другому занавесу справа, чёрному, и отдёрнул его.
— Это нолдор, которые замёрзли во время перехода через льды, — шепнул Натрон Гватрену.
За стеклом лежали несколько тел. Юная девушка в сером платье, свернувшаяся клубочком, спокойно закрывшая глаза — скорее всего, замёрзла во сне. Полураздетый юноша с почти белыми косами и выражением дикого страха и отчаяния на лице — что случилось с ним? Потерял рассудок и убежал в ледяной лабиринт?
— Как ты собрал их? — спросил Гватрен.
Сначала Майрон ничего не ответил.
— Есть место, откуда хорошо просматривается северный океан; там я ждал моего господина, — сказал он наконец. Он помнил, как столетиями приходил на огромную чёрную скалу, ловя на гранях голубых и лиловых льдин отблески серебряного света Тельпериона из-за моря. — Когда Мелькор возвратился, я продолжал приходить туда. Если сюда доходили отсветы Деревьев Валинора, думал я, то здесь из Валинора можно ждать опасности. Я заметил их приближение примерно за месяц до того, как нолдор достигли берега Средиземья. Потом прошёл обратно по их следам почти до северного берега Валинора, собирая интересные образцы. Нашёл, кстати, десятка два книг, которые им пришлось бросить. А вот мой самый лучший экспонат, который я приобрёл через два дня после того, как начал следить за ними.
Саурон снова задёрнул чёрный занавес, подошёл к «сцене» и открыл её. Перед ними было нечто похожее на огромное зеркало, из тех, что бывают в королевских дворцах — одна золотая рама в центре и две сбоку поменьше. Только это было не зеркало, а стекло.
За стеклом была ночь. Там простирался лазурный свод, усеянный звёздами; полупрозрачные ледяные глыбы отражали зелёные и голубые лучи; в воздухе крутились чистые, лёгкие снежинки. В десяти шагах от них вздымалась чёрная скала со странными перламутрово-алыми прожилками; у её подножия лежали огромные ледяные осколки — словно бы разбилось зеркало или хрустальный шар. Острый, как меч, ледяной клин устремлялся вниз, вонзаясь в висок распростёртому на снегу эльфу; на лице его, казалось, застыла липкая, блестящая алая кровь, которая стекала в лёд розоватыми брызгами.