Loving Longest 2
Шрифт:
— Правда? — с любопытством спросил Элеммакил. — А почему именно тебе?
Элеммакил был не только кузеном Тургона и Фингона, но и близким другом Фингона. Хотя Фингон с ним не откровенничал, он понимал, что Маэдрос для Фингона не просто друг, и Элеммакил невольно подумал, что Маэдрос вряд ли уж совсем не знает, что к чему, но вслух ничего не сказал. Сам он всегда был одинок, никаких личных планов у него не было, и его представления о супружестве исчерпывались несколькими откровенными разговорами с любимой сестрой, замужество которой
— Ну понимаешь, я одно время собирался жениться на Аредэль.
— Да, до меня такие слухи доходили, — осторожно сказал Элеммакил.
— Вроде как даже помолвку хотел заключить. Попросил отца мне всё рассказать, как обычно делают уже после помолвки. Мы с отцом очень долго беседовали, не один раз. А я потом решил, что не надо. Побоялся как-то. Подумал, что не смогу… не смогу быть хорошим мужем. Не понравлюсь ей, — он слегка покраснел. — Одно дело дружба, а другое — супружество… Может, я и не годился.
— А как же ты… — Элеммакил замолчал; он решил, что не стоит поднимать болезненную для Келегорма тему о Лютиэн, но тот всё-таки ответил.
— Да не знаю я, — сказал он. — Я её полюбил. Всё вместе как-то: и влюбился, и думал, что должен жениться, чтобы стать наследником Тингола… и лестно было, что у неё мать — майа, а не просто квенди… Я просто очень хотел, чтобы жена у меня была самая лучшая, такая, которой ни у кого нет. Но это-то, я думаю, на самом деле даже к худшему; это я теперь только понял.
— А почему к худшему? — спросил Элеммакил.
— Ну как же: майар — существа разумные, но некоторые, как балроги, например, или как Унголианта, не разумнее нас, и живут поодиночке; кто к какому вала или валиэ прибьётся, то так и живут, как те их научат. Семей у них нет, дети — уж не знаю, может, у кого из них есть. Ну чему такая мать, как эта Мелиан, может научить, ты сам подумай? Разве она к семейной жизни может подготовить? Ну представь, если бы Саурон мне объяснял, как жить с женой, что бы из этого хорошего вышло?
Элеммакил согласился: да, ничего хорошего.
— Про него, конечно, ничего плохого не скажу, — Элеммакил понял, что он имеет в виду Берена, — сына воспитал; вон у того у самого двое сыновей… было.
Келегорм смешался и замолчал. Действительно, странно было бы ему хвалить Диора, которого он, как говорили, убил, за наличие сыновей, которые опять же благодаря ему пропали без вести.
— В любом случае, — сказал Келегорм, — айнур же не как мы: они ведь могут и бросить мужа или жену.
— Почему ты так думаешь? — удивился Элеммакил.
— Меня всегда интересовала суть брачных отношений, — сказал Келегорм. — Я об этом прочёл всё, что только можно; даже просмотрел несколько сочинений, написанных людьми. Ты подумай, ведь людям, чтобы повзрослеть, достаточно пятнадцати-двадцати лет; нам нужно пятьдесят. Сколько же нужно айнур? Ведь когда айнур пришли в Арду, они были, можно сказать, новорожденными: да, они существовали
Он вздохнул, и Элеммакил увидел, что Келегорм засыпает.
— Понимаешь… — сонно сказал Келегорм, — я всегда представлял себе… Ещё когда был совсем мальчиком, когда мужчины ещё и не думают о семье… так мечтал, как у меня будет жена, добрый, светлый дом… что у меня будут свои… и…
«И ничего не вышло, — с болью подумал Элеммакил. — И ты получил меня. Бедный».
Элеммакил взял Келегорма за руку, и тот уснул, прижав его пальцы к своей щеке.
Келегорм был прав в том, что Саурон обязательно найдёт сына истерлингского жреца.
Звали этого юношу Белемир, и сейчас он стоял в кабинете Саурона — в том кабинете, что располагался внизу, в подвале для пыток и грубых экспериментов.
— Я тебя ждал, Белемир; ты мой желанный гость, — сказал Саурон.
— Спасибо, — с достоинством ответил молодой человек. Он выпрямился, засунув руку за широкий ремень, которым была подпоясана его простая серая рубаха; на поясе висел большой вышитый перьями, камушками и жёлтыми зубами зверей красный кошель.
— Вот, — Саурон показал на стол, где лежало истерзанное тело эльфа-синда — окровавленное лицо, вырванные с кусками кожи волосы, изрезанные, переломанные пальцы… — Как тебе это нравится?
— Нравится, — ответил Белемир. — Как раз.
Он подошёл к столу и протянул руку к кошелю; достал оттуда немного красноватого порошка, пощёлкал пальцами над белым лбом погибшего.
— Ты понимаешь, что порошок на самом деле не нужен? — спросил Саурон.
— Отчасти нужен, — сказал человек — и стал издавать какие-то совсем нечеловеческие звуки, которые будто одновременно вылетали из рта и носа.
Из горла эльфа вырвался крик; он присел, скорчился, прижимая искалеченные пальцы к глазам, которых не было.
— Где я? Где? Что это такое? Я опять ничего не вижу! — простонал он. — Я опять ничего не вижу! Прекратите!
— Прекратить? — спросил Белемир.
Саурон молча сделал жест кончиками пальцев. Белемир сделал такой же жест пальцами, чуть более широкий; пылинки алого порошка просыпались на лежавший на столе рядом безжизненный ком чёрных перьев. Большая чёрная птица встрепенулась и закричала.
Саурон подошёл и сжал отчаянно трепетавшую птицу в руках.
— Теперь ты снова хорошо видишь, не так ли? Интересно, только как? Когда я превращаюсь в птицу, я вижу так же, как вижу я обычно, а что видишь ты? Придётся тебе, эльф, научиться говорить хотя бы в этом виде, раз, когда ты был разумным существом, ты предпочёл молчать. Прекрасно, — сказал он, обращаясь к Белемиру, — жаль было бы терять такой талант, как у тебя. Говоришь, что уже твой отец пробовал заниматься такими делами, а?