Loving Longest 2
Шрифт:
С рыжеватых волос Андвира и с его одежды стекала вода. В магических светильниках Белемира пылало земляное масло, и жёлтые, алые и зелёные пятна света разливались в лужах влаги на мраморном полу. Белемир достал из-за пазухи магическое покрывало, покрытое похожими на детские простыми чернильными рисунками; приглядевшись, можно было увидеть, что изображают они небесные сферы, звёзды, дремлющих в безднах чудовищ и спускающиеся в подземный мир светила. И он начертил новый рисунок на полу; бросил в большую зелёную лампу алый порошок и несколько сушёных листьев и костей.
Тихо, но пронзительно
— Я призываю тебя, дух умершего; призываю именем великого, неумолимого божества; приди ко мне этой ночью; прими вид, который ты отверг. Призываю тебя именем Судьбы всех Судеб, возвратись ко мне, будь со мной ночью и днём!
Белемир коснулся золотым жезлом глаз, ушей и рта Андвира; он повторил:
— О дух, обитающий в воздухе, я призываю тебя; приди, услышь мои слова, взгляни на меня, отвечай мне! Оживи это тело! Пусть он встанет и говорит со мной!
Знаки, начертанные на покрывале смешанной с чернилами кровью человеческих жертв, казалось, начали светиться тусклым зелёным светом.
Тогда Белемир произнёс заключительные слова на валарине:
— AThARAIGAS! PHANAIKELUTH! AKASAN! (Солнце! Луна! Он изрёк!)
Синие, окровавленные пальцы Андвира задёргались; в груди послышался какой-то звук. Сначала это был просто ровный, тихий животный вой; потом он превратился в стон мучительной, невыразимой боли. Белемир отшатнулся: слышать это было тяжко даже ему.
Наконец, Андвир открыл остекленевшие серые глаза, из которых полились горячие слёзы.
— Дядя? — спросил Белемир на родном языке отца и деда.
Андвир в страхе и недоумении смотрел на племянника. Белемир протянул к нему руку и осторожно коснулся рукава успокаивающим жестом. Он подумал, что дядя мог на службе у Саурона забыть истерлингский язык и сказал несколько слов на той разновидности языка эдайн, на которой говорили люди дома Хадора. Тот, наконец, что-то понял и сказал:
— Man naty"e, atan? (Кто ты, смертный?) — спросил Андвир.
Белемир на мгновение опешил. Он не мог понять, почему Андвир ответил ему на квенья — древнем языке эльфов-нолдор, на котором даже не все они говорили сейчас.
Но он быстро соображал и не строил иллюзий. Какой же он дурак! Это значит, что он вызвал дух одного из лежавших здесь, в покоях Саурона, эльфов. Он же знал, что, хотя Саурон мог манипулировать и душами смертных, с эльфами было много легче — они не покидали Арду насовсем, уходя Путём Людей.
Белемир оглянулся по сторонам. Кто же это мог быть? Испуганный юноша со светло-русыми, почти белыми косами, на вид синда — хотя нет, скорее тэлери, раз он, как говорил Саурон, пришёл с Финголфином из Валинора? Высокий рыжий эльф, чьё изуродованное тело покоилось рядом с телом Андвира? Черноволосый нолдо с кротким лицом и длинными ресницами, которого льдины Хелькараксэ почти разорвали надвое? И ведь в теле Андвира не обязательно оказался дух эльфа-мужчины: может быть, сейчас с Белемиром говорила юная девушка в сером платье или вмороженная в лёд за витриной светловолосая женщина в косынке. А могло быть и так, что тела этого нолдо в зале вообще не было: дух эльфа мог оказаться здесь потому, что он отчаянно тосковал об одном из погибших сородичей,
— Ты понимаешь синдарин? — быстро спросил Белемир (он читал на квенья, но поддержать разговор не смог бы).
Тот неуверенно кивнул.
— Это я вернул тебя к жизни, — сказал юноша. — Нам нужно скорее уйти отсюда.
Эльф-Андвир попытался согнуть ноги в коленях, пригладить свои волосы; он в ужасе посмотрел на свои руки, сжал ладонями уши, коснулся кончиками пальцев носа и губ. Он рванулся к Белемиру, пытаясь в ярости схватить его за руки, но был ещё слишком слаб и растянулся на мокром полу.
— Что это? Что со мной? — простонал он. - Что? Что вы со мной сделали? Мне… мне больно… везде больно… Это не я. Не я. Я же не такой. Это же не я. За что?
— Я не хотел, — сказал Белемир. — Я призвал твой дух в тело своего дяди. — Белемир коснулся рукой груди Андвира; сердце билось пока слабо и медленно. Скорее всего, Андвир мог двигаться и разговаривать только потому, что в него вселилась сильная и горячая душа квенди; человек, если бы его душу действительно удалось призвать, ещё долго был бы без сознания. Белемир стал опасаться, что, резко двигаясь, эльф повредит тело Андвира. Он колебался: пытаться ли бежать одному или довести дело до конца.
— Мне очень нужно вернуть дядю Андвира, — продолжил Белемир. — Если ты мне поможешь…
И тут над их головами зажглись голубые огни. Белемир сжался, вцепился в бесполезный кинжал, готовясь встретить яростный взгляд Саурона.
Но это был всего лишь Натрон.
— Давно не виделись, Андвир, — сказал Натрон. — Тебе разрешили оттуда выйти? Что ты на меня так смотришь? Вставай. Белемир, подними его и усади в кресло, я не могу разговаривать с человеком, который валяется в луже.
Белемир увидел, что в одной руке Натрона был метательный нож, в другой — длинный, тонкий, острый как спица, кинжал. Ему пришлось повиноваться.
— Как меня зовут? — спросил Натрон, глядя в глаза Андвиру. — Кто я?
— Я тебя не знаю, — ответил тот на квенья. Большие светло-серые глаза Андвира впервые оглядели помещение целиком, и он, видимо, осознал где находится. — Я тебя не знаю, прислужник Моргота, и не хочу тебя знать.
— Кто ты такой? — спросил Натрон, вытянув руку и вставив острие тонкого кинжала прямо в ямочку на шее Андвира. — Отвечай!
— Но вы же видите, что это мой дядя! Натрон, я вас умоляю… — воскликнул Белемир. Он счёл, что Натрона можно попробовать разжалобить. В конце концов, дядя действительно был нужен Белемиру, а незнакомого эльфа можно было уговорить или запугать, заставив изображать Андвира. — Мне удалось оживить Андвира. Он мой единственный родич. Он пока не в себе. Прошу вас, отпустите нас…
Натрон пошарил в кошельке у себя на поясе и достал что-то в сжатом кулаке. Потом он резко разжал руку над столом. Раздался сухой перестук.