Ловкость рук
Шрифт:
– Если ты его увидишь, предупреди, чтобы он вел себя поосторожней и не лез куда не следует.
– Нам стало известно, что он сует нос не в свои дела.
– Ты имеешь в виду Глорию?
– Да. Именно ее.
Самодовольный тон, каким разговаривали с ним его бывшие друзья, бесил Рауля. «Выскочили в день забастовки на улицу и тут же разбежались, как борзые, а мнят себя чуть ли не героями». Это уж слишком!
– Я думаю, это его личное дело, с кем он гуляет…
Рауль поднес руку к шее
– Глория девка правильная, – сказал один из канарцев, – Если он ей наскучит, она устроит ему номерок.
– Если уже не устроила.
– Вот именно. Если уже не устроила.
Все переглянулись.
– Ох, и вредные вы, – вдруг сказала девица. – Глория вовсе не такая. Она совсем не плохая девушка.
– Вот-вот. Скажи еще, что она сама невинность, и мы этому сразу же поверим.
– Да она просто святая.
Девушка пожала плечами.
– Вечно вы преувеличиваете.
– Женщины любят защищать друг дружку, – ввернул Пролетарий. – Видно, потому что у них у всех рыльце в пушку.
Раздались смешки. Херардо поднял свое курносое лицо; губы его блестели, как сургуч.
– Вот что. Давай лучше оставим этот разговор. Мы тебя предупредили, потому что ты его друг. Да! Можешь еще передать Мендосе, чтобы он тоже поостерегся играть с огнем.
Кровь ударила в лицо Раулю.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– О чем слышишь. Если он хочет, чтобы все было шито-крыто, пускай действует осторожней, а не шляется с ней в открытую по улицам.
– И все же я не знаю, о чем ты говоришь.
– Может, ты не знаком с Анной? А я не раз видел вас вместе.
– Можно узнать, какое это имеет отношение к сестре Паэса?
Херардо передернул плечом.
– Никакого. Абсолютно никакого.
– По мне, – сказал Суарес, – делайте что хотите. Но повторяю, вы избрали плохое время. Надо было показывать себя давно, несколько месяцев назад.
В дни забастовок Рауль жил неподалеку от Аточи, на квартире своей любовницы, медсестры из клиники.
– Я признаю, что ничего не делал, – сказал Рауль, – но зато не выставлял себя на посмешище, как некоторые из вас.
Слова Суареса распалили его еще больше.
– Если вы считаете, что своими бабскими выходками показали себя, то я по сравнению с вами Георгий Победоносец.
– Мы хоть вышли на улицу, – сказал Энрике.
– Могли бы преспокойно сидеть дома. Не думаю, чтобы революция много потеряла.
Пролетарий согласно кивал головой.
– Рауль прав. Такие, как вы, должны сидеть дома и ждать, когда вам отрубят головы. Мир только выиграет от этого.
– Да и ты, вместо того чтобы напиваться, как свинья, мог бы сделать что-нибудь полезное, – сказал маленький канарец.
Пролетарий плюнул в стакан.
–
– Правильно, – сказала девушка, – Вы тоже никчемный человек.
– Все мы паразиты, – подтвердил Пролетарий.
Было что-то обольстительное в манере Рауля держать себя: женщинам нравилась его развязная, немного расхлябанная походка. На улице модистки нередко оборачивались, чтобы посмотреть на него. Рауль с удовольствием чувствовал на спине их взгляды. Однажды в диспансере, где Рауль изредка практиковал, он лишний раз убедился в своей неотразимости. Пока он готовил шприц для инъекции, внимание его привлекла пациентка: молодая миловидная женщина смотрела на него с кротостью и нежностью домашнего животного. Вдруг неожиданно для себя он бросился целовать ей шею, губы, плечи. Женщина, он это хорошо помнил, благодарно и признательно улыбалась ему. Они не произнесли ни слова. Он даже не знал, как ее звали. В соседней комнате даму ожидал господин, который увел ее, поддерживая под руку.
– Клянусь вам, это была восхитительная женщина! Я не знал, что делать. Готов был провалиться сквозь землю. Этот тип спросил меня, сколько он должен заплатить. И мне пришлось сказать, что с него причитается десять пятьдесят.
– И ты взял?
– У меня не было другого выхода.
– А женщина как вела себя?
Рауль сдвинул шляпу на затылок.
– Очень нахально. Повиснув на руке у этого типа, она смотрела на меня, будто ничего не произошло, и называла меня доктором. Уходя, она даже не протянула мне руки.
Урибе забился в самый темный угол бара. Ему было совершенно безразлично, о чем говорили остальные. Время от времени он наливал в рюмку сиреневый ликер и маленькими глотками выпивал его.
– Они все без ума от этого красавчика, – вдруг проговорил он фальцетом.
Анна с удивлением обернулась: она никогда не слышала этот высокий голос паяца; ей даже показалось, что кто-то пришел.
– Ни одна не устоит перед ним.
Кортесар раздраженно посмотрел на Урибе.
– Напился, так помалкивай.
Урибе залпом выпил рюмку.
– Sursum corda.Возвысим сердца.
Он сунул нос в горлышко бутылки, делая вид, будто с наслаждением вдыхает ее аромат, но, заметив, что Кортесар продолжает смотреть на него, проговорил:
– Можете продолжать. Даю слово, я буду нем как рыба.
Кортесар повернулся к Раулю:
– Да… О чем же ты расспрашивал канарцев?
Ривера привычным жестом покрутил густой ус.
– Я их ни о чем не расспрашивал. Это Херардо интересовался, знаком ли я с Анной. Я ответил, что знаком. И тогда он заявил, что мы должны вести себя осторожней.