Ловушка безмолвия
Шрифт:
Она выдержала паузу, делая еще один вдох.
— Долгое время я боялась, что он вернется и закончит работу.
— Он — тот монстр из твоих кошмаров.
Кэтрин кивнула.
— Да, но когда я стала старше, сны изменились. Они были уже не о той ночи. Я не слышала его голоса и не видела маминого лица. Я видела, как убивали других людей. Слышала их мольбы о помощи. Возможно, потому что была вовлечена в этот особый вид насилия, не знаю. Но, как я уже говорила тебе раньше, кошмары часто вообще не имеют смысла, и я, конечно, не могла никому помочь. Я не смогла остановить убийство родной мамы, что уж говорить о других. — Она сделала паузу. — Есть кое-что еще.
— Я почти боюсь спрашивать.
— У мамы тоже были видения. Так сказала одна из соседок. Она слышала, как мой отец не раз говорил, что в маме живут демоны. Соседка думала, что, возможно, он пытался изгнать их из нее.
Дилан почувствовал тошноту от того, как ее слова вызвали образ ее невинной матери, с которой этот монстр так жестоко обошелся. И Кэтрин видела все это. Неудивительно, что ее наполняла такая густая тьма и страх наступления ночи. Мысленно она переживала убийство снова и снова, мучаясь чувством вины за то, что не смогла добиться справедливости для своей матери — женщины, наделенной тем же даром, что и она.
— Это не твоя вина, Кэтрин. Ты не можешь винить себя в том, что случилось с твоей мамой.
— Все так говорят, — ответила она глухо, в ее глазах клубился мрак. — Но я знаю правду.
— Ты не смогла бы помешать ему убить ее. Ты была ребенком, немногим старше младенца.
— Я могла бы рассказать о том, что видела. Заставить его заплатить за то, что он сделал. Отправить в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.
— Сомневаюсь в этом. Показаний шестилетнего ребенка было бы недостаточно, чтобы осудить его, по крайней мере, без других доказательств. Ты была не надежным свидетелем. И всегда существует вероятность, что ты ничего не видела. Может, все это время ты пряталась.
— Я тоже говорила себе это. Но не думаю, что это правда. — Ее голос упал до шепота. — В глубине души, мне кажется, я знаю, что произошло. Но, похоже, не могу выпустить это из глубин сознания. Воспоминание заперто внутри меня.
— Потому что оно слишком ужасно, чтобы помнить, вот почему. Мне жаль, что я заставил тебя рассказать эту историю. Не думай больше об этом.
Дилану хотелось бы вернуть назад последние пятнадцать минут и поступить по-другому. Он не знал, что теперь сказать, как ее утешить, поэтому просто обнял. Кэтрин опустила голову ему на плечо, и они оставались так несколько долгих минут.
Наконец, она подняла голову и отстранилась.
— Я не хотела тащить тебя за собой во тьму. Думала, мы просто займемся сексом и будем жить настоящим моментом. Но ничего не получилось.
Он одарил ее улыбкой.
— Может, тебе пора перестать сталкиваться с демонами в одиночку.
— Я говорю себе, что они ненастоящие. Страхи только в моей голове, созданные моим собственным разумом. Как я могу бояться саму себя? Никто не пытается меня убить… то есть, не пытался до сегодняшнего вечера, — поправилась она.
Дилан нахмурился при напоминании о том, что здесь, в настоящем, существовала реальная опасность, которой он ее подверг.
— Не следовало мне брать тебя с собой.
— Теперь слишком поздно сожалеть. — Она вздохнула. — Так, иди за содовой, а я оденусь, и мы сосредоточимся на твоих проблемах, а не на моих.
Теперь, когда она велела ему уйти, Дилан, как ни странно, хотел остаться. Он хотел раздеться, забраться обратно к ней в постель и попытаться вновь изгнать из нее тьму. Но по ее лицу он видел, что она уже отдалилась от него, и в ближайшее время он не вернется ни в ее голову, ни в ее тело. Он встал и направился к двери, затем остановился.
— Возможно, ты ни о чем не сожалеешь, но я сожалею.
— О чем? — осторожно спросила она.
— О том, что, вообще, встал с постели.
— Никогда не видела, чтобы кто-то одевался так быстро. Ты, наверное, побил рекорд. Не очень-то любишь обнимашки, да?
— Никогда не любил, — признался он.
Но не объятия заставили его убежать, а чувство паники и осознание того, что секс с Кэтрин никогда не будет просто сексом. А он не любил сложностей. Она была для него абсолютно неподходящей женщиной. Он любил, когда все было легко и просто, и все участники придерживались одним правилам игры. С Кэтрин все было открытым, глубоким и совершенно непредсказуемым.
Так почему же он сейчас не уходит? Почему не дает понять, что произошедшее между ними, больше не повторится? Почему его переполняло желание попросить у нее еще один шанс показать, что он сможет остаться с ней в постели дольше десяти секунд?
— Что выигрывает? — легкомысленно спросила Кэтрин. — Твоя голова или твое тело?
Он наклонил голову.
— Я ничего не могу скрыть от тебя, не так ли?
— Именно это тебе во мне не нравится.
— Думаешь? — пробормотал он.
Дилан отвернулся. Он знал, что борется не со своей головой или телом, а со своим сердцем. Но не собирался говорить ей об этом. И молил Бога, чтобы она сама об этом не догадалась, потому что, если она преодолеет эту стену, ее уже ничто не остановит. Он будет принадлежать ей. Черт, может, она уже достигла в этом успеха.
* * *
Кэтрин вздохнула, когда Дилан вышел из комнаты. На мгновение она подумала, что он собирается вернуться к ней в постель, и была разочарована, что он этого не сделал. Она никогда не чувствовала себя такой раскованной, такой дикой, такой свободной от ограничений, но посмотрите, к чему это привело. Несколько минут умопомрачительного секса, и она призналась во всей своей грязной истории жизни и напугала мужчину до смерти. Хотя он держался настороже еще до того, как она заговорила. Он почувствовал плохую энергию, когда они были вместе. Вот почему так быстро вскочил с кровати. Связь между ними была слишком сильной. Кэтрин не смогла скрыть свою истинную сущность, и Дилан увидел все.
Она не удивилась, что он почти убежал. В ней текли гены убийцы. В голове буйствовали демоны. Она видела в своих снах зло. Кто бы захотел стать частью такого?
Точно не Дилан. Когда все закончится, и они найдут того, кто пытался подставить его или убить, он пойдет своей дорогой, а она — своей.
Встав с кровати, Кэтрин оделась и поправила одеяло. Она едва взглянула на номер, когда они в него вошли, настолько захваченная безрассудной потребностью раздеть Дилана, чтобы он вошел в нее. Она никогда не чувствовала себя такой увлеченной, такой сосредоточенной на мужчине. Тело все еще покалывало, а между ног пульсировала сладкая боль, которая эхом отзывалась на не совсем удовлетворенную потребность. Она хотела снова заняться любовью с Диланом, более медленно, наслаждаясь каждым ощущением, каждым прикосновением, но сейчас этого, вероятно, не произойдет.