Ловушка для Горби
Шрифт:
то, как восьмилетняя девочка с косичками-рогульками, в темном пальтишке и шарфе, накрученном на тонкой шее, выскочила вдруг из очереди,
как вцепилась она обеими руками в черный тулуп блондинки, закричала: «Нет! Она без очереди! Я видела!..» и потянула эту бабенку,
и как в тот же момент сержант милиции Шаков коротким рывком оторвал девочку от тулупа блондинки и резко оттолкнул ее вниз с крыльца магазина.
И то ли в раздражении за свой неудачный маневр со смазливой блондинкой Шаков не рассчитал силу своей руки, то ли потому, что, действительно, принял недавно двести грамм водки, но толкнул он девочку с несоразмерной ее легкому весу силой, толкнул так, что она, обронив с головы шапку, отлетела с крыльца к стене магазина и слету стукнулась от эту стену затылком. Страшный этот удар головы о шлакобетон, гулкий, как выстрел в морозном воздухе, был слышен на весь квартал и на несколько мгновений омертвил
Еще не хлынула кровь из носа и рта девочки, еще не сползло ее тело на тротуар, покрытый замерзшими плевками и растоптанными окурками, и еще не увидели люди бело-серую мозговую массу, выпадающую сзади из расколотого черепа на цигейковый воротник девочкиного пальто, а уже по одному звуку этого удара все поняли, что случилось непоправимое. Но не желая поверить в свою догадку, люди, не двигаясь, наблюдали, как падает, оседает по стене на тротуар тело девочки. Они ждали чуда — что девочка закричит, вскочит, бросится на обидчика или заплачет от боли. Этого же чуда ждал милиционер Шаков, обернувшийся в испуге на гулкий звук удара. Если бы случилось это чудо, толпа бы окатила Шакова чудовищной матерщиной, смазливую блондинку в черном тулупе вытолкали бы из магазина, и девочка, поплакав, получила бы свою буханку хлеба и, размазывая слезы, побежала домой или в школу.
Этот простой, будничный исход инцидента был бы так естественен, и его так ждали все восемьсот (и больше) человек, стоявшие в очереди вблизи этого события!
Но чуда не произошло.
Удар девочкиного затылка о шлакобетон повис в морозном воздухе уральского утра, как удар колокола повисает над церковной площадью.
Мертвая девочка без звука осела по стене на серый тротуар. Желтые хлебные талоны выпали из ее рук. И ее лисье личико свернулось набок с той неестественной расслабленностью, какой не бывает у живых детей…
Милиционер Шаков растерянно перевел взгляд с девочки на толпу, словно призывая ее в свидетели своей невиновности.
И толпа посмотрела с мертвой девочки на милиционера Шакова.
И Шаков необдуманно, непроизвольно попятился от этого взгляда.
— Убил! Ребенка убил! — взвился над толпой высокий голос той самой женщины, которая не так давно выгнала из очереди «грельщика». — Сво-о-олочи!!.
Кто-то, стоявший ближе всех к Шакову, вдруг изо всей силы ударил его сзади по спине, кто-то ногой саданул его по ногам, еще кто-то — по голове, а затем…
Что-то случилось с толпой — дикое, как затмение. Люди — все — словно сошли с ума, словно вырвались из упряжки запретов, страха, человеческих норм и человеческой морали. Смятого, опрокинутого на землю сержанта милиции Шакова били сапогами по лицу, по животу, по ребрам, хватали за волосы и головой били по асфальту, разбрызгивая по сторонам его кровь. Одновременно под ударами камней и палок посыпались на мостовую стекла из окон хлебного магазина. Толпа словно выхлестывала из себя всю злость, накопленную в ночных очередях за куском хлеба, и пожару этой злобы было, конечно, мало одного Шакова.
— Второго держи! — крикнул кто-то, увидев, как второй милиционер, Карюк, бежит по Гагаринскому проспекту.
И толпа ринулась за Карюком…
НАЧАЛЬНИКУ ЕКАТЕРИНБУРГСКОГО ГОРОДСКОГО УПРАВЛЕНИЯ МИЛИЦИИ МВД СССР Полковнику милиции СУХИНУ О. П.
РАПОРТ
23 января с. г., в 07.20, в очереди у хлебного магазина № 44 (Гагаринский проспект, 69) начались беспорядки, вызванные попыткой восьмилетней Натальи Стасовой пройти в магазин без очереди. Оказывая сопротивление дежурному сержанту милиции С. Шакову, девочка поскользнулась и упала, что вызвало бешенство толпы, которая стала избивать сержанта Шакова и его напарника по дежурству старшину милиции В. Карюка.
Затем, преследуя старшину В. Карюка, нанося ему побои и выкрикивая оскорбления в адрес милиции и Советской власти, разъяренная толпа общей численностью не менее 500 человек окружила здание 19-го отдела милиции. Подстрекаемые гражданкой Конюховой В. П. и гражданином Обуховым П. И., хулиганы стали бить камнями окна райотдела милиции и подожгли две милицейские машины «Волга», требуя немедленно выдать им старшину Карюка для самосуда и угрожая, в случае отказа, поджечь здание райотдела милиции и, по их выражению, «живьем сжечь всю милицию».
Все мои попытки с помощью мегафона призвать хулиганов к порядку вызвали только ожесточение толпы, усиление оскорблений в адрес милиции и Советской власти и новые атаки камнями по окнам райотдела, в результате чего восемь сотрудников милиции (и я в том числе) получили ранения и травмы.
Исчерпав все мирные средства урегулирования инцидента и видя, что озверевшие хулиганы намерены, действительно, поджечь здание райотдела милиции, я вынужден был приказать применить оружие, причем дал команду стрелять только в воздух.
При
Капитан милиции В. Беспалов, начальник 19-го отделения милиции. Гагаринский район.
23 января с. г.
Если оставить в стороне неуклюжие попытки капитана Беспалова выгородить сержанта милиции Шакова и объяснить ранение Петра Обухова «случайным» выстрелом, то даже на основании этого сухого рапорта можно представить, что произошло в Екатеринбурге сразу после гибели восьмилетней Натальи Стасовой. Однако это представление не будет полным, если не уточнить его некоторыми подробностями, записанными со слов очевидцев. Эти очевидцы утверждают, что сотрудники 19-го отделения милиции открыли огонь без всякого предупреждения. После того, как толпа разбежалась, трое милиционеров набросились на Петра Обухова, ранили его выстрелом в упор, а остальные укатили на Гагаринский проспект, где водометами разгоняли мирные остатки очереди у хлебного магазина и с той же жестокостью, с какой толпа избивала сержанта Шакова, избивали всех, кто попадался им под руку — женщин, стариков, старух.
25
Завод «Уралмаш».
08.20 по уральскому времени.
Над заводским танкодромом «Уралмаша» висел плотный рев пяти танковых двигателей. Это Андрей Стасов и еще четверо механиков-контролеров гоняли по заснеженным холмам танкодрома пять новеньких «Т-90» — последнее слово советской военной техники, сверхмощное оружие наземного боя, оснащенное японскими компьютерами поиска цели по тепловому излучению, французскими локаторами обнаружения противника в воздухе, израильской аппаратурой, отклоняющей ракеты противника, американским панорамным экраном всепогодного ориентирования и прочими новинками зарубежной техники — ворованной или купленной через посредников. Советскими в этих танках были только ходовая и боевая части или то, что танкисты в обиходе называют «тягой» и «пушкой».
Снять с конвейера новенький танк и прогнать его по танкодрому, а потом прощупать все его рабочие узлы, болты и склепки и, либо с точным указанием дефектов вернуть танк в сборочный цех, либо принять акт о приемке «тяги» и отогнать танк в цех консервации, — в этом и состояла работа Стасова и его четырех коллег. Вот и сейчас пять танков мчались по танкодрому, сдирая гусеницами выпавший за ночь снег, оскальзываясь на ледяных проплешинах, взметая в небо комья смерзшейся земли, взбираясь на почти отвесные склоны и скатываясь с них. Со стороны могло показаться, что водители устроили какой-то адский аттракцион. Но на самом деле каждый контролер почти не видел остальные танки, но лишь краем глаза следил, чтобы случайно не выйти за границу своей зоны, а сам целиком — и слухом, и внутренним зрением — обращен внутрь своего танка, к реву его двигателя, скрипу гусениц, податливости рычагов управления.
Недоумевая — не затевают ли ребята чего против них, контролеров, но, черт возьми, не могут же контролеры выпускать с завода некачественные танки, это не обувь, которую можно оформить вторым или третьим сортом, — Стасов въехал в открытые ворота цеха, заглушил двигатель, выбрался через башенный люк из танка и спрыгнул на цементный пол цеха, снял с головы шлемофон. И как-то странно ему показалось, что никто из работяг на конвейере не повернулся в его сторону, не взглянул даже. Обычно, вся бригада бросает работу и ждет, что контролер скажет, много ли дефектов и на сколько они серьезны, нельзя ли просто отлаяться от контролера, глоткой взять или всем вместе поднять контролера на смех. Со Стасовым эти номера у них редко проходят, но сейчас именно такой случай — при словах «шорох в коробке передач» полбригады начнет хохотать… Но почему же никто не глядит на него, даже горластый Степан Зарудный стоит на конвейере спиной к Стасову, работает и словно не видит, что рядом с ним танк остановился…