Ловушка для птички
Шрифт:
Я смотрю на моросящий за окном дождь и чувствую себя опустошённой. Мы с мамой стоя пьем прощальный кофе. Ника играется со своим плюшевым чихуашкой и не обращает на нас внимания. Я сутулюсь и прячу заплаканные глаза, мама снова смотрит необычно. За всю жизнь не помню столько жалости в ее взгляде. Даже когда я лежала в больнице с пневмонией, она не смотрела на меня с таким теплом. Должно быть, сейчас я выгляжу еще более жалко.
— Соня, если я могу тебе как-то помочь, ты только скажи, — шепчет она еле слышно.
— У
— И что бы ты там сделала? Не прилетела на тот конкурс?
— Я бы ни за что не отпустила его. Но, кажется, мой поезд ушел, автобус перевернулся, а самолет разбился. Я у тебя неудачница, мама.
— Ты у меня самая лучшая, дочь! — неожиданно задвигает мама. — Ты добрая, великодушная и сильная. Ты всё исправишь и будешь счастлива. Я знаю, что ты сможешь.
После этих слов моя спина сама распрямляется, а в глазах проясняется. За окнами всё также пасмурно, но для меня мир становится в сто раз светлей. Я забыла, что вера близкого человека может так вдохновлять.
Когда объявляют мамин рейс, мы еще долго обнимаемся. Николь виснет на нас обеих и по очереди целует.
— Мои самые р-р-родные девоськи! Самые р-родные, — повторяет, чмокая в щеки, носы, подбородки — куда попадёт.
— Я всё исправлю, — обещаю одними губами, ловя прощальный мамин взгляд.
Пока не знаю как именно, но я подумаю. Вспомню все правила и сделаю работу над ошибками.
Наш с Николь рейс задерживают из-за шторма. В Барселону мы прилетаем только вечером. Нас встречает Мария.
— Маса! — визжит Николька, увидев ее в зале прилёта. — Там был ш-шторм! — старательно выговаривает нелюбимую «Ш».
— Как отдохнула? — косится Мария на меня.
— Там был шторм. Конкретный! И я не про погоду.
— Не ужилась с мамой?
— С ней как раз всё хорошо. Прилетал Гордиевский, привез с собой цунами.
— А мне сказал, что хочет сделать сюрприз, — хмыкает.
— Он никогда не обманывает. Сюрприз получился умопомрачительным и сногсшибательным, в прямом смысле этих слов.
— Ты ему сказала?
— Не успела. Случилось то, чего я боялась: он узнал не от меня.
— И не от меня! — она выставляет вперед руки, и я киваю. — И что теперь?
— Теперь Николь получит отца, а я потеряла любимого мужчину. Он не простит меня. Без доверия нет любви, а он больше не верит мне. Он так сказал.
— Верни его доверие.
— Как, Маша? По вечерам я строчу ему телефонные письма. Объясняю свои мотивы, прошу простить и забыть те глупости, что наговорила… Извиняюсь за ложные обвинения. Потом читаю их и тошно становится. Не отправляю. Все эти слова не значат ровным счетом ничего!
— Когда слова теряют ценность, на помощь приходят поступки, —
Я поднимаю глаза в небо, смотрю в его бесконечную синеву и понимаю, как именно все исправлю. Только что мне подсказали правило.
Глава 29
перемен хочется, как никогда раньше
До самого аэропорта я перевариваю наш малоприятный разговор. Раскладываю по буквам, анализирую и резюмирую: Птичка запуталась. Хотела забыть, но ребенка оставила. Хотела сказать, но упорно скрывала. Дочь моя — это факт, с остальным надо разбираться.
Версия неслучайной гибели ее отца выглядит как сюр, но проверить надо. Батя не святой, конечно, но и не упырь тупорылый. Привались чиновника на своей же стройке — верх глупости. Это уже далеко не девяностые были, у него на тот момент такие связи имелись, что стройнадзор был не указ.
Родина встречает тяжелым серым небом, пробками и лавиной проблем. До конца недели кручусь, как бешеная белка. Пожрать не успеваю! Офис, больницы, встречи, аэропорты, снова офис и больницы…
К воскресенью выдыхаю, наконец, и впадаю в минор. Сижу в гостиничном номере, потягиваю виски и меня накрывает. Кроет скулящей за ребрами и ноющей, как зубная боль, тоской по тому, что оставил в Испании. По утреннему солнышку на кухне, по морскому прибою за окном, по теплым простыням, пахнущим летом и Соней.
Глаза прикрываю и вижу спальню с тем самым окном, смятые в порыве страсти простыни, разбросанную по полу одежду. Тонкие пальчики Птички на своей груди… Почти ощущаю их.
Я хочу туда. В необустроенный, пахнущий ремонтом дом, в котором кроме меня и Птички никто никогда не жил.
Не знал, что по дому можно скучать. Само понятие «дом», как его определяет большинство людей, мне чуждо. С тринадцати лет я жил в пансионах, общагах, съемных аппартах и отелях разных стран и городов…
Свить семейное гнездо с Юлей не получилось. В подаренном нам на свадьбу особняке, она стала хозяйкой, а мне досталась роль временного постояльца. Я прожил там всего месяц, раздражаясь присутствием многочисленной прислуги и частыми визитами подруг и родственников Третьяковых, некоторые из которых гостили неделями.
Первое время по привычке обитал в гостевом домике отцовского поместья. Когда батю парализовало, переехал в офис.
В отцовском кабинете при желании можно и жить, но ночевал я всегда вне его стен. У холдинга есть выкупленный номер в отеле рядом с бизнес центром. В нем я прожил почти два года, в него вернулся из Испании.
Усталость, виски, одиночество и тоска — мой воскресный набор. Не верится, что дожил до таких уикендов.
Алкоголь всасывается в кровь и расслабляет мышцы. Телу становится хорошо, у мозга так не получается, ему отдыхать не дают.