Ловушка для "Тайфуна"
Шрифт:
— Товарищ Берия, как у нас обстоят дела с американскими шпионами-нелегалами? — вдруг сменил тему Сталин.
— Благодаря пеленгаторам, нам удалось не только осложнить жизнь любым иностранным шпионам, но и фактически избавиться от них. И американские шпионы — не исключение.
— То есть, вы хотите сказать, что на Советской земле не осталось ни единого иностранного агента? — усмехнулся Иосиф Виссарионович.
— Я такого не говорил, — торопливо начал оправдываться нарком. — Я утверждаю, что нам удалось избавиться от подавляющего большинства иностранных агентов, включая американских. Те, кто пользуется для отправки разведданных не радиосвязью,
— Жаль. Очень жаль…
— Если так нужно, то можно и найти, товарищ Сталин.
Иосиф Виссарионович только отмахнулся.
— Такие, каких «находили» при твоём, Лаврентий, предшественнике, мне не очень-то нужны. Мне нужен один, но настоящий.
— Т-т-ты хочешь, Коба, ему подкинуть де-езинформацию? — сообразил Молотов.
— Не совсем дезинформацию. Среди материалов потомков я читал кое-что про «инопланетные» разработки немецких учёных. Про всевозможные «летающие блюдца», нацистскую базу подводных лодок в Антарктиде и даже на обратной стороне Луны. Так почему какой-нибудь разгильдяй-чекист не может в пьяном виде потерять папку со сведениями об этих объектах? В противовес данным о наших контактах с потомками, которыми немцы хотят поделиться с американцами. Ну, или каким-то иным способам получить возможность ознакомиться с ними: твои люди, товарищ Берия, способны придумать, как ознакомить американцев с этими выдумками, намного лучше, чем я.
Задумку Вождя Лаврентий Павлович оценил мгновенно: информация о том, что, имея указанные объекты, немцы, подбрасывающие союзникам СССР сведения об иновремённой сущности неких партнёров советского государства, зародит сомнения в откровенности нацистов. Янки, скорее, поверят в то, что Гитлер выдаёт наработки собственных учёных за добытые в боях трофеи, стараясь избежать наказания за объявленную Америке войну. И, как минимум, отвлекут американские разведки на поиск доказательств существования опережающих время разработок гитлеровцев.
40
До Смоленска — чуть больше двадцати пяти километров. Всего-то один дневной пеший переход, но только если бы этому не мешала расположенная на подступах к городу немецкая линия обороны. Её-то и не смогли прорвать гвардейцы 2-й мотострелковой тогда, в январе, когда гнали гитлеровцев на запад. Может, и смогли бы, если бы хватило боеприпасов. Но, как выразился один из «добровольцев», история не знает сослагательного наклонения. Вот и пришлось роте Юдина остатки зимы и начало весны стоять в обороне возле станции Кардымово.
На этот раз для пополнения их не стали отводить в тыл. Красноармейцев и боевую технику получали непосредственно на передовой, во время ротации, когда один полк дивизии заменял другой в траншеях. К радости Виктора, среди прибывающих было много возвращающихся из госпиталей ребят, уже воевавших в их батальоне в Белоруссии: и под Глуском, и на Березине. Причём, тех, с кем он бок о бок сражался южнее Минска, переводили из других частей, куда они попали ещё до приказа о направлении выздоравливающих именно в те полки, где они бились до ранения. Ну, и получившие лёгкие ранения уже под Вязьмой, разумеется.
Это зимнее контрнаступление, продемонстрировавшее всему миру, что германских вермахт не является непобедимым, стал поводом для серьёзных перемен. Выразившихся в том, что теперь красных командиров стали официально называть офицерами,
Решение, прямо скажем, воспринятое довольно неоднозначно. Особенно — среди старших офицеров и красноармейцев, участвовавших в Гражданской войне. Многие из них восприняли это как возрождение «золотопогонников», хотя советские погоны очень сильно отличались от погонов царских времён.
На удивление, полное одобрение этот шаг вызвал у «добровольцев». Высказывались они (очень осторожно, стараясь не привлекать внимания особистов) в духе «наконец-то» или «молодец, Сталин! Даже раньше, чем у нас». Но немедленно замолкали, когда начинались расспросы, «когда это у вас?».
Правда, введение погонов и вообще новой полевой формы, объявленное ещё в конце марта, откладывалось на время перехода на летнюю форму одежды. А поскольку под Смоленском этот переход случился в середине апреля, к моменту, когда Юдина вызвали в Ярцево, в Особый отдел армии, он уже щеголял тремя звёздочками на каждом плече.
Вызов, естественно, его обеспокоил. И, самое главное, посоветоваться о том, как вести себя с особистами, было не с кем: комбат Игорь Ларионов в том самом конце марта, находясь в передовых траншеях, получил пулевое ранение, и теперь «отлёживался» в госпитале. Но писал, что идёт на поправку, и скоро вернётся в строй. «Плечо пробито левое, пистолет и карандаш держать могу, так что скоро ждите назад».
Как и предполагал Виктор, вызов касался всё той же истории с Магдой. Уже другой особист подробно расспросил у него про взаимоотношения с этой женщиной, а потом задал совершенно неожиданный вопрос:
— Вы, товарищ, старший лейтенант, вступали с ней в половую связь?
Юдин от неожиданности смутился, а потом вспылил:
— Товарищ лейтенант госбезопасности, рассказывать о своих личных отношениях с женщинами не по-мужски!
— Как мужик, я тебя, старший лейтенант, полностью понимаю. Но только в настоящий момент я — не мужчина, а официальное лицо, выполняющее возложенные на него обязанности. И тебе придётся ответить на мой вопрос.
— И что с того, что вступал? Вам рассказать, сколько раз и в каких позах мы это делали? А вы из этого сделаете вывод, не завербовала ли она меня таким образом работать на немцев? Так я уже в бою не единожды доказал, что верен Советской Родине!
— Не хами, Юдин! — оборвал Виктора чекист. — Мне нужно было проверить то, что утверждает твоя Магдалена. Держи от неё послание, отец!
Особист протянул старшему лейтенанту письмо, обыкновенный «солдатский» треугольник, на котором крупным красивым почерком были выведены номер полевой почты и имя адресата: «Юдину Виктору».