Лоза Шерена. Братья. Часть первая
Шрифт:
— Отойди от него, не видишь? — закричал Лерин.
Кадм явно видел, но далеко отходить не спешил. Медленно кружил вокруг Рэми, подкидывая в ладонях тонкий кинжал. Улыбался так, что зверь внутри Армана сложил уши. Присматривался. А мальчишка, все так же тонувший в плену беспамятства, закричал, аж в ушах зазвенело, взлетел, да и повис, распятый на невидимых нитях, как сломанная кукла. А на груди его, подобно змеям, начал разрастаться зеленый клубок…
— Что за… — выдохнул Арман.
— Уводи принца! — отрезал Тисмен, оборачиваясь к Рэми. Клубок на груди мальчишки все рос, оплетая зелеными нитями пояс, грудь, руки, бедра,
— Принца уводи! — заорал Тисмен, и Арман на этот раз послушался.
Вскочил на ноги, схватил ошалевшего принца за запястье и потянул с собой вглубь сада, слыша, как за спиной один за другим опускаются, шуршат щиты: сад охранял наследника. Оглянувшись, он увидел, как Лерин бросил в сторону мальчишки боевое заклинание, слышал, как Тисмен закричал:
— Не смей, она жрет магию! — и как Кадм медленно начал обходить Рэми по кругу, будто присматриваясь, куда бить сначала.
«Как хорошо, что он без сознания», — подумал Арман, и уже хотел тянуть ошарашенного Мира дальше, как Рэми поднял голову, нашел Армана безумным взглядом, и в глазах его заплескалась какая-то странная наивность, медленно переходящая в изумление, а потом узнавание. Он улыбнулся, радостно, по-детски, как Арману давно не улыбались, и посмотрел с такой любовью, что сердце на миг дрогнуло. Но Арман лишь усмехнулся, отвернулся и дернул за собой Мира, как вдруг…
— Ар?
И Рэми захлебнулся собственным криком.
Как громом пораженный, Арман остановился, выпуская руку Мира. Только один человек в этом мире называл его Аром… И сразу же нахлынули воспоминания… Другой мальчишка, светлый и невинный, малыш, что так же кричал ночами, задыхаясь от кошмара. Вспомнил, как срывался с кровати, влетал в соседнюю спальню, как сжимал Эрра в объятиях, и залитый слезами братишка успокаивался, засыпал… и утром уже ничего не помнил.
Вспомнил и понял, что плевать ему на Мира. Плевать на телохранителей, на все плевать! Что он выныривает из ставшей ненужной одежды снежным барсом, несется на безумный зов, впивается зубами в лозу, рвет зубами проклятые ветви, чувствует, как получает упругими плетями на плечам, груди, как шипы раздирают его шкуру, как белое мешается с красным, но он все равно рвет когтями, вгрызается в проклятое чудовище, только бы… он не кричал, не звал больше, не заливался слезами боли… только бы этот крик не грыз душу:
— А-а-а-а-р! А-а-а-а-ар!
Рэми бился, рыдал в голос, мешал. Заливало жаром разум, струилась по разодранной шкуре кровь. Ее запах бодрил. Зажигал внутри огонь ярости. Заставлял забыть о собственной боли… только рвать, кусать, убивать!
И он же не один! Кричит что-то Тис, и рядом уже другой зверь, лев, и золото шкуры, и запах чужой крови. И что-то внутри простит Мира прекратить, но другое что-то радо. Друг рядом. И не один.
— Значит, только магию она жрет, а когти не любит? — прошептал Кадм, и его шепот как-то пробился через шум крови в ушах. — Так отведай стали, детка!
И мелькает рядом клинок, и жаждет зеленой крови, и не трогает красную… и Рэми упрямой куклой падает на снег, окрашивая его алым, вокруг подобно зеленым змеям извиваются и шипят оборванные ветви, а Кадм не церемонясь хватает Армана за шкирку и оттаскивает подальше, туда, где лозе до него не добраться.
— Спасибо, оборотень, — усмехается
Арман попытался встать, но не смог и упал в снег. Запах… свежескошенной травы и какого-то странного дерева. Запах, от которого мутит, и лапы не держат… От всего мутит… в первую очередь от непонимания. Он же сам хотел, чтобы Рэми умер, так почему полез? Только потому что этот мальчишка назвал его так, как когда-то называл брат? Боги, глупость-то какая…
— Хорошо же тебе досталось, — сказал Кадм, поднимая Рэми на руки и укладывая на скамье. Арман уже и не возразил. Пусть… пусть живет… ведь… О «ведь» он подумает позднее. И Арман вздрогнул, когда Нар выдернул из его шкуры очередной шип.
— Прости! — прошептал хариб, по щеке которого расползался синяк. — Сейчас, мой архан, сейчас я закончу.
И новый шип, казалось, выходящий из плоти с мясом, и запах свежей крови, будящий зверя внутри, и безумно-радостный взгляд ставшего человеком Мира. Что за? Арман действительно спас этого мальчишку? Но зачем?
— А хорошо подрались, — довольно потянулся обнаженный Мир.
— Но лучше не повторяй, — отрезал Лерин, кутая его в собственный плащ. — Это опасно. И, прежде чем относить Рэми в твои покои, я бы очень хотел знать, откуда наш юный друг взял эту гадость. И нет ли у него еще таких сюрпризов?
Тисмен, осматривающий Рэми, тихо вздохнул:
— Не думаю. Этот амулет не такая простая штука, за создание даже одного, боюсь, заказчику пришлось заплатить очень дорого. И не золота, а собственных сил. Я бы на такое не решился. Но я проверю еще раз более тщательно. И, думаю, мы попросили бы тебя, Арман, одолжить своего дознавателя. Говорят, паренек на диво умен и доверять ему можно. Вот и пригодится.
— Ар… — выдохнул вдруг мальчишка, и Арману захотелось его задушить. Голыми руками.
Но Миранис кинул в сторону друга острый взгляд, и Арман понял: второго шанса подойти к Рэми ему не дадут.
Ему не дадут, другому дадут. И хотя еще недавно Арман сам спас мальчишку, исчезнувший вместе с Тисменом Рэми все равно долго не проживет.
Но Майка к Миру прислать надо. Тис прав, как ни силен был мальчишка, амулет создал явно не он. И как он попал к Рэми неплохо было бы выяснить. Рэми сам пошел к Алкадию? Настолько хотел отвязаться от Мираниса? Может и так…
А пока…
Арман перекинулся человеком, укутался в плащ, морщась от многочисленных ран, и посмотрел на стоявшего перед ним на коленях Нара. Нар никогда не противился воле своего архана, не мог. Не мог и подумать об измене, значит, почему-то считал, что он все сделал правильно, правильно для Армана. Только его «правильно» было очевидной ошибкой. Или же влиянием целителя судеб. Как бы там не было, но допустить повторения непослушания Арман не мог, ведь если Нар не будет подчиняться своему архану... второй ошибки они оба могут не пережить.
Мир мог себе позволить обольститься этим проклятым мальчишкой, Нар, увы, нет.
Потому Арман начал с:
— Еще раз ослушаешься, я разорву нашу привязку.
Нар дернулся, будто получил кнутом по плечам. Арман знал, что был для Нара целой жизнью. Как любой архан для своего хариба. Знал, что Нар больше никогда…
Но и наказание должно быть.
— Ты не обратишься к целителям до рассвета, — сказал Арман. — Вытерпишь все сам. И если ослушаешься на этот раз… я разорву нашу привязку уже завтра.