Ложь
Шрифт:
– Сегодня ночью слишком жарко. Давай выйдем, подышим свежим воздухом, а то мне что-то нехорошо.
– Я заметила это, когда мы танцевали. Ты ни разу не попал в такт… Что с тобой?
– Ничего.
– Ты чем-то недоволен?
– Да.
– Подумать только. Чем же?
– Так, пустяки. Мало того, что сам праздник – скука смертная, так не доставало еще танцевать всякие кадрили и лансье. Чушь какая! Словно мы живем шестьдесят лет назад.
– Послушай, Джонни, ты же только сегодня утром восторгался
– Вероятно, утром у меня было хорошее настроение.
– Да уж, конечно, лучше, чем сейчас. Тебе не понравился ужин?..
– Можешь издеваться надо мной. Это – твое любимое развлечение…
– Джонни, что ты говоришь?.. Когда я над тобой издевалась?
– Каждую секунду… Внимание и заботу ты бережешь для чужаков.
– Надеюсь, твои слова не относятся к сеньору Сан Тельмо? Ведь он твой гость.
– И поэтому ты так любезничала с ним?..
– Я считаю, что быть любезной с гостями, часть моих обязанностей, учитывая, что я живу в этом доме.
– Конечно, но, ты казалась такой довольной, беседуя с ним, и слушала его с таким интересом.
– Он – незаурядный мужчина, и я поняла, почему ты мгновенно проникся к нему симпатией. У него необычная и заманчивая жизнь.
– Недаром я боялся, что ты будешь думать о нем, когда наблюдал за тобой из столовой. Я видел, как ты слушала его. Ты никого не замечала, кроме него.
– Мне приходилось смотреть на него, ведь он разговаривал со мной.
– А вот я смотрел только на тебя, и не обращал внимания на соседку по столу.
– Твоей соседкой была Вирхиния, боже правый!
– Почему ты посадила ее рядом со мной?
– Не я, а тетя Сара. Это она расставляла карточки по местам, а потому вполне логично, что она
посадила рядом с королем праздника Вирхинию, девочку, взлелеянную в этом доме…
– Ты знаешь, что для меня – ты самая прекрасная и единственная в мире.
– Вот еще.
– Почему ты посадила рядом с собой Деметрио де Сан Тельмо, а не меня?
– Это совсем другое дело. И, кстати, он заранее попросил меня об этом.
– Вот как? Да как он посмел?!
– По-моему, в этом нет ничего особенного. Думаю, ему было бы неловко в обществе, где он никого не знает, а со мной он уже худо-бедно, но поговорил.
– Поручим его заботам Вирхинии. Раз праздник в мою честь, мне и командовать. Так что я повелеваю тебе не отходить от меня ни на шаг, танцевать только со мной, а когда музыканты отдыхают, развлекать меня беседой.
– Ты с ума сошел? Какая муха тебя укусила?
– Ты сама это знаешь и понимаешь, Вероника. Не потешайся надо мной, не смотри такими насмешливыми глазами. Этим ты приводишь меня в отчаяние, воспламеняешь мою кровь… Вероника, я тебя…
– Джонни, замолчи, прошу тебя.
– А ты знаешь,
– Не сегодня, Джонни… Ничего не говори мне… Подожди, прошу тебя… Не сегодня…
– Я люблю тебя, Вероника… Люблю!.. И не могу больше молчать! – Джонни пылко сжал ладони девушки в своих руках, ища взглядом глубину ее черных зрачков, спрятавшихся за опущенными ресницами. Вероника молчала: под бледным лунным светом она казалась холодной, словно статуя.
– Вероника, почему ты молчишь? Ответь мне.
– Я просила тебя замолчать, умоляла подождать, не говорить ничего... только не сегодня, не сегодня... Оставь меня, Джонни!
– Оставить?
– Не обижайся, и не воспринимай все в штыки. Пойми, ты застал меня врасплох… Я так потрясена твоими словами, что…
– Этого не может быть, Вероника, все не так. Если ты просила меня ничего не говорить, значит, знала, что я хотел признаться тебе в любви. Ты просила меня замолчать, потому что хотела отказать мне, отвергнуть меня.
– Именно этого я и не хочу, Джонни, не хочу отвергать тебя. Ты был так добр со мной! Ты достоин того, чтобы тебя любили, Джонни, ты такой милый...
– Вероника… ты хочешь сказать, что я добрый, милый, достойный любви, но ты не можешь полюбить меня, так? Что ты отвергаешь мою любовь и не хочешь быть моей женой?
– Джонни, я знаю цену твоим словам и любви, которую ты мне предлагаешь… Я знаю глубину твоей души и верности...
– Но ты меня не любишь.
– Я люблю тебя, но как брата…
– Вероника…
– Возможно, люблю с чуть большей нежностью, уважением, благодарностью…
– Тебе не за что благодарить меня, разве что простить за то, что был слеп и не понял, что всего этого мало, чтобы желать твоей любви.
– Джонни, прошу тебя, хватит… Не говори глупости. Я же сказала, что считаю тебя самым лучшим мужчиной на свете, самым очаровательным и самым прелестным созданием на земле…
– Хм, созданием… сущим ребенком, верно?.. Маменькиным сыночком…
– Баловнем судьбы и родителей, и это хорошо. Тебя нельзя упрекнуть, ты заслуживаешь это, а я…
– Ты любишь другого?..
– Нет, Джонни…
– В таком случае, что удерживает тебя?
– Множество вещей, Джонни… Ты подумал, например, о том, что скажут твои родители?
– Отец знает о моей любви к тебе и рад этому.
– А тетя Сара?..
– С мамой придется повоевать… Я дам ей бой и одержу победу!
– Не так легко, как ты думаешь. Если ты скажешь маме, что хочешь жениться на мне, то, как нельзя больше, огрчишь ее.
– Ну и пусть, пусть так! Мама несправедлива, и будет очень печально, если она станет упрямиться и стоять на своем, но это меня не остановит. Мне не хватает решимости в других делах, но хватит, чтобы защитить и безумно любить тебя.