Лучи смерти
Шрифт:
— Валяйте! — сверкая белками глаз, весело вскричал Смок. — Лупите вовсю! Черта с два — попадете! Только каретку портите, черти! Имею честь кланяться, джентльмены!
Полицейские на холме опустили винтовки, метнулись к стоявшим у шоссе мотоциклам, но, по-видимому, раздумали и принялись о чем-то толковать, отчаянно размахивая руками.
А «такси» летел вперед.
Том Грей сидел молча и лихорадочно-блестевшими от возбуждения и дикой радости глазами смотрел вперед, где в туманной котловине притаился город, как огромный каменный зверь, вздымая к небесам высокие трубы многочисленных фабрик и заводов. Перед низенькими домиками и зеленью садов предместья, на шоссе, освещенные багровыми лучами солнца, двигались молчаливые фигуры, над которыми в вышине, на высоком древке алело и шевелилось
— Батюшки, да это Том Грей! Опустите винтовки, вы, там! Или вы ослепли! Где же ты пропадал? Тебя давно ждут в Революционном Комитете!
— Здорово, О’Коннор! — радостно вскричал Том, подбегая к нему и крепко пожимая его заскорузлую лапу, — видишь ли, мне срочно по личным делам пришлось уехать в Нью-Йорк. Но это не важно, не стоит об этом толковать. Я здесь — и ладно! Что тут у вас? Рассказывай, дружище!
Восставший город
— Ты, конечно, видишь, что мы начали действовать в открытую! — заговорил О’Коннор, закуривая трубку. — Сейчас я расскажу тебе подробно обо всем. Начну по порядку. Позавчера вечером на тайном собрании было решено потребовать освобождения арестованных товарищей, прекратив работу. Вчера утром все рабочие собрались на фабриках и заводах и сразу оттуда двинулись на улицы. Часть пошла к тюрьме, часть направилась к управлению полиции. Растерялась ли полиция, или пожелала нас спровоцировать, но толпу встретили выстрелами. Уложили они человек двадцать наших ребят, да столько же, а может, и больше, переранили. Тут и началась потеха. Оружием, как тебе известно, мы давно запаслись; вооружились и бросились на полицию. Понятно, что могли сделать с нами полицейские псы? Человек пятьдесят из них мы покрыли, в том числе и этого гада-инспектора, а остальные разбежались кто куда. Солдаты целиком присоединились к нам, без выстрела. Тюремная охрана сама открыла ворота тюрьмы. Всемирная Ассоциация Рабочих взяла в свои руки инициативу, сорганизовала Красную Гвардию, в которую вошли все рабочие целиком. Взяла на учет оружие, продовольственные склады, захватила почту, телеграф и радиостанции. Буржуи частью арестованы и сидят в тюрьме, но большинство их успело улизнуть. Юркий народ. Теперь беспрерывно заседает Революционный Комитет. Часов пять тому назад к нам прилетели из Нью-Йорка два аэроплана; летчики опустились и присоединились к нам. Они доставили хорошие вести. Рабочие других городов поддержат нас, безусловно, и завтра во всех Штатах вспыхнет всеобщая забастовка. Правда, относительно всеобщего восстания вопрос еще не решен, но не сегодня — завтра решится.
— Но за это время буржуазия нас раздавит, — задумчиво проговорил Грей.
— Не думаю, — спокойно произнес О’Коннор, — власти и буржуазия струхнули порядком. На армию они не надеются, а полиция малочисленна и труслива. Правда, у буржуазии есть своя многочисленная крепкая организация, охватывающая сетью ячеек весь мир, но буржуи — трусы и любят выезжать на спине наемной сволочи. Охотников же лезть под пули, даже за большие деньги, не очень много найдется…
— Ну, я поеду! — перебил его Грей, сгоравший от нетерпения побывать в восставшем городе. — Скажи, где помещается Революционный Комитет?
— В особняке миллиардера Гикмана, на Главной площади. Мы с ним обменялись помещениями. Ему мы дали квартиру в тюрьме, а сами забрали его особняк, — шутливо ответил О’Коннор.
Том Грей махнул рукой Смоку, вскочил на сиденье подкатившего «такси» и отрывисто бросил невозмутимо курившему трубку шоферу:
— Вперед!
«Такси» покатил мимо молчаливых фигур в зеленую муть предместья. Маленький фабричный городок имел необычайный вид. Серое дымное облако, обыкновенно
Высокие леса труб не курились черным дымом. Необычайная тишина нависла паутинным покрывалом над улицами, и смолкли давно резкие звонки трамваев, остановившихся, казалось, навсегда, на блестящей сети стальных рельс.
Бессильно повисла кое-где оборванная сетка проводов, еще недавно властно и незыблемо оплетавшая шумные улицы. Из домов выходили молчаливые фигуры мужчин в потертых куртках, быстрыми шагами направлявшихся к центру города. По временам из центра к предместью направлялись кучки таких же молчаливых фигур, с винтовками за плечами и с унизанными ружейными патронами широкими кожаными поясами поверх синих блуз и пиджаков. На дверях магазинов виднелись решетки и большие замки, и казался ненужным и бесцветным разложенный в громадных витринах пестрый хлам.
На углах и на стенах зданий белели наспех напечатанные большими красными буквами плакаты с огненными лозунгами:
Долой БУРЖУАЗИЮ, ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДИКТАТУРА ПРОЛЕТАРИАТА!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ МИРОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИНТЕРНАЦИОНАЛ!
ТОВАРИЩИ, БУДЕМ МУЖЕСТВЕННЫ И ТВЕРДЫ:
НА НАС УСТРЕМЛЕНЫ ВЗОРЫ ПРОЛЕТАРИЕВ ВСЕГО МИРА!
СОВЕТСКАЯ РОССИЯ ПРОТЯНЕТ НАМ РУКУ ПОМОЩИ ЧЕРЕЗ ОКЕАН!
ПРОЛЕТАРИИ ВСЕГО МИРА — ЗА НАС!
Не выпустим винтовок из рук, пока не победим капитала!
Над корпусами фабрик и подъездами домов алели и шевелились полотнища красных знамен, этих вечных международных символов восстания.
Громадная толпа людей в синих блузах и потертых куртках, вооруженная винтовками и револьверами, запрудила главную площадь. Толпа была молчалива; сосредоточенное выражение закоптелых в фабричном дыму лиц подчеркивало серьезность момента; огрубелые руки крепко сжимали винтовки. Все было тихо; лишь со стен серых зданий кричали огненными буквами плакаты. Глаза всех были устремлены на широкий балкон серого, напоминавшего по внешности средневековый замок, громадного здания с башнями по углам. Сквозь широко распахнутые двери подъезда этого дома виднелась широкая, устланная пестрым ковром и уставленная тропическими растениями лестница. Около подъезда толпилось около полусотни солдат, в серых куртках с синими воротниками и маленькими красными бантами и ленточками на груди. Некоторые из них перебрасывались короткими, отрывистыми фразами с рабочими.
«Такси» Смока вынырнул из переулка и остановился на площади.
— Сейчас я разыщу кого-нибудь из ребят, — сказал Том Грей, соскакивая на панель, — он тебя проводит, Смок, в мою берлогу. Ты, вероятно, двигаться не можешь от усталости, бедняга!
— Да, устал я порядком, — отозвался весело шофер, — руки, словно чужие, и голова трещит, как после хорошей выпивки. А ты разве не устал, Том?
— Успею отдохнуть завтра. Мне необходимо побывать в Революционном Комитете, — ответил Грей, — теперь не время отдыхать.
— Ну, как хочешь, — зевая во весь рот, произнес Смок, — а я сосну часок-другой и пожру малость, если у тебя найдется что-нибудь в этом роде.
Том Грей пошарил глазами в толпе и сделал кому-то знак рукой. К нему протолкался молодой, голубоглазый парень, со светлыми, точно восковыми, усиками и, крепко пожимая его руку, вскричал:
— Том Грей! Ты, старина! А мы уж думали…
— Потом поболтаем, Боб Кеннеди! — перебил его Грей, — а пока будь другом и проводи в мою берлогу вот этого товарища. Ладно?
Вместо ответа Боб Кеннеди вскочил на сиденье «такси» рядом с шофером. Том Грей двинулся в толпу и стал проталкиваться к подъезду дома, где помещался Революционный Комитет. В тот момент, когда он уже подошел к дверям, на высоком балконе показался высокий, худощавый человек в потертом черном костюме и сером кепи. Небольшая черная бородка оттеняла матовую бледность его впалых щек; черные, глубоко-впавшие глаза горели лихорадочным возбуждением. Толпа дрогнула, как один человек, и по ней пролетел тихий шепот: