Лучи смерти
Шрифт:
— Нет, старина, время дорого, и я скоро вернусь, — сказал Грей и, взяв под руку Долли, направился к выходу.
— Ты, вероятно, адски устала, дорогая? — спросил он, нежно заглядывая ей в глаза. — Мы сядем в автомобиль…
— О, нисколько, ни капельки не устала! — весело отозвалась Долли, — ведь я только от холма ехала на велосипеде, а по городу меня везли на автомобиле. С удовольствием пройдусь пешком. Ты далеко живешь?.. Это не важно. Я не устала.
Они вышли на площадь и зашагали по ярко-освещенной улице.
— Ну, расскажи, дорогая, как ты сюда добралась? — спросил Грей, не сводя глаз с ее сияющего счастьем лица. — Я прямо не верю своим глазам!
— О, это очень забавная история! — весело прощебетала девушка. —
Только репортер смертельно надоел мне расспросами о моем отце и о его открытии. Тоже пришлось наврать и ему; он положительно сиял от восторга, как хорошо вычищенная медная кастрюля. У заставы инспектор полиции все старался отговорить меня от поездки в город и рассказывал про вас такие ужасы, что у более легковерного человека волосы стали бы дыбом. Но я заявила ему, что хочу, во что бы то ни стало, закрыть глаза умирающей тетушке, которая иначе может лишить меня миллионного наследства. Последний аргумент заставил его замолчать, я вскочила на велосипед и помчалась к городу; твои товарищи задержали меня у предместья, и… остальное тебе известно!
Смок уезжает из Блеквиля
— Скажи, Долли, что о нас говорят и пишут в газетах? — помолчав, спросил Грей.
— Все газеты полны сведениями об ужасах в Блеквиле, — весело ответила Долли. — Пишут, что вы расстреляли всю буржуазию и всю интеллигенцию — учителей, инженеров и попов; что улицы загромождены неубранными трупами, среди которых блуждают освирепевшие пьяные рабочие… Пишут, что в Блеквиле иссякли запасы продовольствия, и жители голодают…
— Ослы и негодяи! — вскричал Грей, — действительно, мы посадили в тюрьму дюжину капиталистов, наиболее угнетавших рабочих, остальные же удрали, и мы их не стремились удержать. Что же касается интеллигенции, то часть ее бежала вместе с буржуями, большая же часть присоединилась к нам и с оружием в руках готова помогать нам в борьбе. Запасов продовольствия у нас хватит на несколько месяцев. Но что собираются предпринять наши враги? Ты ничего не слыхала?
— По городу носятся слухи,
— Ну, эти отряды не страшны, даже с артиллерией! — проговорил Грей. — Кроме того, не сегодня-завтра вспыхнет восстание и в других городах. Мы в этом убеждены. А вот мы и дома!
Они остановились у подъезда громадного каменного корпуса общежития, поднялись по тускло-освещенной каменной лестнице во второй этаж и вошли в узкий длинный коридор, сиявший редкой цепью электрических ламп под потолком.
— Вот моя комната! — сказал Грей и, открыв дверь, пропустил вперед девушку. Долли вошла и с любопытством огляделась. Небольшая квадратная комната в одно окно освещалась единственной, привинченной к потолку, лампочкой; стены и потолок были выкрашены белой масляной краской; пол — застлан линолеумом; у стены стояла железная кровать, над которой висели портреты Маркса и Ленина в черных рамах, и этажерка с книгами. Посредине комнаты стоял небольшой, застланный клеенкой, квадратный стол, четыре венских стула и единственное потертое кожаное кресло, с которого, при виде Долли и Тома, быстро вскочил Бен Смок.
— Эй, Том, дружище, — весело вскричал он, — ты, видно, совсем забыл про меня! Я тут скучал, отсыпался и старался развлекаться чтением, но книги на твоей этажерке чертовски серьезны! И мисс Долли здесь? Очень рад вас видеть!
Веселый шофер крепко пожал им руки, предупредительно пододвинул девушке кресло и продолжал:
— Знаешь, Том, я ждал тебя с нетерпением. Видишь ли, я всей душой сочувствую тебе и твоим товарищам и готов колошматить буржуев, но меня ждет моя старуха, я обещал ей скоро вернуться. Не считай меня изменником и трусом. Том! Я решил сейчас выехать восвояси. Мой «такси» — рядом, в гараже; я уже приготовился в путь. Словом, я уезжаю, Том!
— Но как же с заставой на холме? — спросил Грей.
— А что мне могут сделать полицейские? Отправят в Нью-Йорк, допросят и отпустят — вот и все. Я им, разумеется, навру с три короба. Не посадят же меня в тюрьму только за то, что я уехал домой из восставшего города!
— Ладно, я провожу тебя до нашей заставы и прикажу пропустить, — сказал Том.
— Идет! — я сейчас выкачу из гаража машину и зайду за тобой!
— Одну минуту, мистер Смок! — обратилась к нему Долли, — я хочу просить вас оказать мне большую услугу.
— Все, что угодно, мисс! — вскричал веселый шофер.
— Можете вы лично передать от меня письмо моему отцу? Разумеется, по возможности, поскорее. Он не знает, что я в Блеквиле, и я хочу сообщить ему, что я — у Тома.
— Можете на меня вполне положиться, мисс, — отозвался Смок, — письмо я так запрячу, что никакая полиция его не разыщет. И передам тут же, как только приеду в Нью-Йорк.
Шофер вышел. Долли написала письмо, вложила его в конверт, и весело вскричала:
— Вот удивится господин профессор! А тетушка Джен, наверное, проклянет меня. Хотя, признаться, мне будет здесь недоставать их обоих. При первой возможности мы с тобой, Том, съездим к отцу. Я уверена, что он смягчится. Он так меня любит и простит все…
Она замолчала, задумчиво вертя в руках письмо.
Том подошел к ней и ласково положил ей руку на плечо. У двери послышался предупреждающий кашель деликатного Смока, и шофер вошел, отдуваясь.
— Готово! — проговорил он, закуривая трубку, — едем, Том!
Смок спрятал письмо в карман куртки, простился с Долли, захватил свой дорожный мешок и вышел в коридор.
— Я проеду от заставы прямо в комендатуру и вернусь к тебе утром, дорогая, — проговорил Том. — Располагайся здесь, как дома, тебя никто не потревожит. Если что понадобится, смело обращайся к соседям. Здесь живут все наши ребята!