Лучшая месть
Шрифт:
Сент-Джон не чувствовал гнева, вспоминая эти давние взгляды. Люди просто реагировали на изощренные вымыслы его отца. Тогда он желал, чтобы они могли хотя бы заподозрить его отца во лжи, но позже осознал, что требовать этого от них было наивно – его отец был слишком хитер и изобретателен. Поэтому в него верила только одна Джесса.
Он не мог отблагодарить ее за это тогда, но должен сделать это теперь.
* * *
Тяжелая дверь склада внезапно начала
Джесса тоже желала бы оставить в прошлом девочку, которой была. Девочку с детскими мечтами о мрачном, удрученном мальчике, с которым она дружила. Но в этом мужчине не было ничего мальчишеского, а в вещах, о которых он заставлял ее думать, ничего детского.
Не в первый раз Джессу интересовало, чем именно Сент-Джон занимается теперь. «Способствую» уже не было для нее достаточным ответом. Он явно не нуждался в деньгах. Его одежда не кричала о богатстве, но и не указывала на бедность – она была выдержана в классическом стиле, который никогда не выходит из моды.
Впрочем, догадывалась Джесса, человек, именующий себя Сент-Джоном, вряд ли сильно заботится об этом.
Теперь многое становилось понятным. Почему он здесь, почему хочет помочь ей победить Элберта Олдена. Его отца – человека, который много лет назад был источником его боли и отчаяния.
Но как он услышал о выборах? Он следил за действиями отца? Если так, его нельзя за это винить, хотя это вызвало у нее еще большее любопытство к его нынешней жизни.
– Благодарю вас, – сказала Джесса, щелчком подняв клинышек, державший дверь открытой в рабочее время. Знакомый запах сладковатой пищи, смешанной со свежей зеленью люцерны, защекотал у нее в носу.
Сент-Джон пробормотал что-то похожее на «ммм-хмм».
Внезапное воспоминание пришло в голову Джессе. Эдам, уверяющий ее, что он разговаривает с ней иначе, чем с кем-либо еще. Тогда она не поняла, что «иначе» означает, что он говорит с ней полными фразами.
Это объясняло его манеру речи. Однажды Эдам сказал ей, что хотел бы стать невидимым для своего отца и чтобы тот просто не замечал его. Логично было предположить, что быть неслышимым – все равно, что невидимым.
Мысль о том, что такая речь была наследством того страшного времени, вызывала у Джессы сердечную боль, хотя ее согревала уверенность, что она была исключением, что с ней он старался говорить нормально. Возможно, только с ней.
Джесса ощутила вспышку гнева, усилившую решимость сделать так, чтобы человек с лощеной внешностью и сердцем злобного хищника не достиг успеха. А если достигнет, говорила она себе, проверяя счет за тюк сена, ей нужно будет максимально осложнить срок его пребывания в должности мэра, подвергая сомнению все его действия, оспаривая каждый его шаг.
– Ярость.
Недоуменно
– Если она потребуется, – отозвалась она, не стараясь подавить свои чувства.
– Потребуется, – сказал он. – Это началось.
– Что?
– Его настоящая кампания. Слухи. Сплетни. Намеки.
Ее брови сдвинулись.
– Вы имеете в виду обо мне?
Сент-Джон кивнул:
– Невозможно доказать. Или легко опровергнуть. Туманно. Нелепо. Но застревает в людских головах.
– Например?
Казалось, он колеблется, словно не желая повторять услышанное. Значит, это в самом деле скверно. Очевидно, но приходится ожидать корректного поведения, когда имеешь дело с монстром вроде Олдена.
– Недостаточно умна, – наконец сказал Сент-Джон с явной неохотой.
Джесса приподняла брови.
– Вот как? Интересно, учитывая, что этот город отправил меня в колледж за лучшие показатели по истории нашей средней школы.
– Напомните им, – посоветовал он.
Джесса вздохнула:
– Что еще?
– Слаба.
– Иногда я сама это чувствую. – Она пожала плечами. – Как и все, не так ли? – Когда он не ответил, Джесса усмехнулась. – О'кей, как и все, исключая одного из присутствующих?
Она увидела, как дрогнули уголки его рта, и сама едва сдержала улыбку.
– Что дальше?
– Неуравновешенна.
На сей раз Джесса едва не расхохоталась.
– Это серьезно, – добавил Сент-Джон.
– Как я могу воспринимать это серьезно? Я, самая скучная и лишенная нервов особа на планете?
– Люди будут сомневаться.
– Но они знают меня, – возразила она.
– Они знали… его первую жену.
Джесса не заметила бы крошечной паузы в его ответе, не знай она того, что знала.
Его мать.
На нее вновь нахлынули воспоминания. Взрослые при ней следили за своими словами, но, как любой смышленый ребенок, она слышала и понимала больше, чем они думали.
– Какая жалость. Эл такой чудесный человек.
– Я всегда думала, что она немного заторможена, но, очевидно, дело куда хуже.
– Так достойно с его стороны оставаться с ней и заботиться о ней. Тем более с его мальчишкой, постоянно причиняющим беспокойство.
– Вы слышали? Она покончила с собой.
– Глупо.
– Чистое безумие. «Неуравновешенна»!
Сама того не замечая, Джесса опустилась на мешки с продуктами. Так много этих заявлений предварялось словами «Все знают…». Но кто действительно знал? Или эти слухи были так же необоснованны, как слухи об Эдаме?
– Господи! – прошептала она. – Он проделал это с ней, не так ли? Уничтожил ее намеками и слухами. Так же как пытался сделать это…
Джесса умолкла, прежде чем слова «с вами» сорвались с ее уст.
Она подняла взгляд на Сент-Джона. Он смотрел на нее сверху вниз с сосредоточенным выражением на прежде непроницаемом лице. Подбородок напрягся под шрамом.