Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
Нежелательный вопрос был задан. Отвечая на него, шеф определенно вспомнил о своем положении; он напряг хвост и сжал кулаки.
– Отчаяние – вполне нормальная реакция ныне. Сэр, вы не видите разведывательных сводок, которые я вынужден терпеть. Вы не изучаете детально разработанных имитаций и прогнозов продолжающихся бедствий. По меньшей мере девяносто процентов населения Солнечной системы уничтожено. Это самое меньшее. Миры разрушены, будущее уничтожено – но, конечно, здесь, где мы бережно сохраняем мир, вы и представить себе не можете, насколько жалки, безумны и больны эти умы… эти немногие истерзанные существа, которым удалось дожить до сегодняшнего дня.
– Согласен, – доброжелательно откликнулся Саймон. –
Шеф вздохнул. Сожалея о собственной резкости, он признался:
– К вам я испытываю только уважение, сэр. Уважение вкупе с благодарностью. Что бы мы делали без ваших талантов? Что, если бы ваш путь привел вас к другому миру Койпера… скажем, к Варуне? Сейчас у них был бы великий атум, творящий чудеса с ограниченными ресурсами, а нам бы пришлось отказывать всем страждущим из-за нехватки места, еды и драгоценного воздуха…
На Варуне произошла катастрофа. Слишком много беженцев для мира, где едва началось терраформирование. Однако Макемаке, и в особенности сообщество сурикатов, пережило этот кошмар без особых потерь.
Саймон знал правила игры.
– Вы бы прекрасно справились и без меня, – с притворной убежденностью возразил он. – Вы удивительный, бесконечно изобретательный народ.
Его хозяин заулыбался. Пожалуй, он улыбался даже дольше, чем следовало.
– Могу я задать еще один вопрос?
– Да, сэр, – откликнулся шеф службы безопасности.
– Зачем я здесь? Вы ведь уже установили личность пленницы. А поскольку я не видел ее по меньшей мере восемьсот лет…
– Девятьсот пять марсианских лет, – поправил его шеф.
– Я не понимаю, какова моя роль во всем этом. – Саймон погладил короткую седую бородку, скрывавшую половину его вполне человеческого лица. – Если только, конечно, вы не хотите, чтобы я давал показания в суде.
– Нет, – выпалил шеф.
Саймон ждал, его терпение было на исходе.
– Суд закончился несколько часов назад. Судьи уже вынесли приговор. Осталось только казнить заключенную.
– А, – кивнул Саймон. – Так вы вызвали меня сюда в порядке любезности?
Черные глаза смотрели на него, и в них читалась надежда, что больше ничего говорить не придется.
Однако, хоть атум и прожил много десятков лет среди этих существ, он никак не мог собрать воедино все подсказки. То, что было бы очевидно любому местному жителю этого холодного уединенного мира, для него оставалось тайной. Наконец с искренним смущением Саймон признался:
– Я не знаю, чего вы хотите.
– Этого хочет арестованная.
– Чего именно?
– Наоми выучила наизусть наши законы, – признался шеф. – И она каким-то образом узнала, что вы здесь живете.
Атум почувствовал себя не в своей тарелке.
– Она апеллировала к редко применяющемуся закону и назвала имя своего палача.
– Я не стану этого делать, – сказал Саймон.
Сурикаты – существа в высшей степени общественные. В их гражданском кодексе нет такого понятия, как право выбора. Их преданность своему городу и миру безупречна. Такого же поведения они ждали и от тех, кто жил в их соборах из льда и прозрачного воздуха.
– Если вы откажетесь от этой чести, – без экивоков заявил шеф, – мы будем вынуждены начать процедуру депортации.
Саймону потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное.
– Она хочет, чтобы ее убил я, – тихо пробормотал он.
– На мой взгляд, – чопорно ответил шеф, – эта женщина уже мертва. Своими действиями вы лишь подведете черту.
Во множестве разных мест, в том числе в памяти по крайней мере одного атума, имелись точные и эффективные планы трансформирования этого маленького мира. Макемаке был назван в честь полинезийского бога-создателя, точнее, в честь божества, которому поклонялись жители изолированного острова Пасхи, – а в те времена, когда человек только начинал осваивать новые земли, остров этот был, вероятно, самым удаленным клочком суши, заселенным представителями человеческой расы. Трансформация Макемаке уже должна была бы начаться, если бы в прошлом столетии не разразилась война. Пока Марс в очередной раз умирал, сюда была доставлена дюжина новых искусственных солнц. Они находились на орбите, терпеливо ожидая приказа зажечься. Сделать первый шаг было несложно: превратить метановые снега в тонкий слой атмосферы, окружающий небесное тело вполовину меньше Плутона. Но даже этот скромный шаг таил в себе опасность. Зачем превращать свой мир в приманку для далекого, но оттого не менее грозного врага? Восемь десятилетий беспрецедентной борьбы опустошили и более богатые миры, и если бы не тоненький ручеек беженцев, которым, пусть с трудом, но все же удавалось добраться до этого холодного, темного мира, здесь царило бы полнейшее затишье.
Высокопоставленный атум поразмыслил на эту серьезную тему и решил, что ему чрезвычайно повезло: он не только сумел выжить в Войне, но и обнаружил форму жизни, наделившую его властью и привилегиями, о которых он прежде и не мечтал.
Прогулки по поверхности обычно доставляли Саймону удовольствие. Царство холода и бесплодного льда дышало величием. В черном небе не было ни движущихся огоньков, ни пролетающих кораблей, и это бесконечно привлекало Саймона. Не было вспышек и отблесков от залпов гигантских орудий. На сегодня ни один из выживших Лагерей не был способен на такие чудовищные действия. А потому целеустремленный разум Саймона мог забыть обо всем. Можно было смотреть на тлеющий уголек Солнца, на тусклую точку Юпитера и верить во что угодно, только не в ужасающую реальность, в которой почти все живое было уничтожено, а все миры, включая Землю, сделались практически необитаемыми.
– Ты что делаешь? – спросил резкий, нетерпеливый голос.
– По мере возможности – ничего, – признался он собеседнице.
– Сосредоточься, – потребовала она.
– Надо бы.
– Ты ведь совсем не изменился, правда, Саймон? Все так же избегаешь неприятной работы.
– Это мой лучший недостаток, – ответил он.
Наоми проигнорировала шутку. Ее собственная сосредоточенность была непреклонной, проницательность – неослабевающей, а взгляд, как всегда, был устремлен лишь к одной важной для нее цели. Внезапно остановившись, она сказала:
– Я выбрала тебя не только потому, что мы некогда были друзьями и коллегами. Нет, Саймон. Я выбрала тебя потому, что ты, вероятно, самый последовательный человек из всех, кого я когда-либо знала.
– Что тебе надо, Наоми?
– Пока не скажу, – поддразнила его Наоми и решительно зашагала в направлении небольшого, неприметного кратера, где вот уже несколько лет казнили пленников вроде нее.
Наоми и Саймон были одинаковых размеров, плюс-минус несколько граммов. Но ради того чтобы добиться расположения своего Лагеря, ныне потерпевшего поражение, она уже давно отказалась от всего, что выдавало бы в ней человека. Теперь эта женщина напоминала скорпиона, оснащенного суставчатыми конечностями и изящным, невероятно элегантным хвостом, который был сейчас свернут внутри скафандра. Ее панцирь мог выдержать воздействие жесткого вакуума, но только не холод. Скафандр был снабжен подогревом, а простая система рециркуляции постоянно насыщала кислородом ее зеленую кровь. Если вывести из строя хотя бы одно устройство из двух, она умрет, медленно и неотвратимо. Шеф и привлеченные эксперты советовали Саймону отключить обе системы сразу и тем самым ускорить финал. Но ледяные кристаллы и удушье – это было очень жестоко, пусть и на клеточном уровне. У Саймона имелись свои взгляды на то, как совершить убийство; пусть ему это и отвратительно, он приведет приговор в исполнение так, как считает нужным.