Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
Необязательно читать новости, чтобы узнавать новости.
Где-то вдалеке на два голоса воют сирены, каждая в погоне за собственными неприятностями. С выбоинами и колдобинами на этой улице не соскучишься, из половины фонарей выкручены лампочки: и городскому бюджету экономия, и пару-тройку кусков угля можно сберечь. В спящих домах темно и тихо, каждый из них под завязку забит изоляционными материалами и оборудован дровяной печью. В большинстве дворов имеется свой огород с компостной кучей и бочкой дождевой воды. Половина крыш обшита солнечными панелями. Когда Лукас въехал в свой дом, вдоль улицы
Необязательно путешествовать по свету, чтобы знать, что где происходит.
Последний дом в этом квартале являет собой территорию Флориды. Переселенцы оттуда поселились в доме пару лет назад. Они хвастали своими тучными накоплениями и гениальными детишками – звездами спорта. Но рабочих мест, кроме Интернета да тяжкого труда на полях с ветряными мельницами, здесь нет, а сбережения всегда кончаются раньше, чем хотелось бы. Их большие автомобили оказались на федеральных свалках во время программы оптимизации. Лишняя мебель и драгоценности были распроданы в счет уплаты аренды. Катер и трейлер украсились табличками «Продается»: так они и торчат за гаражами, где их припарковали навечно. А потом к соседям приехали родственнички из Майами, уговорили впустить к себе пожить – именно тогда в полицию стали регулярно поступать жалобы на пьянки и драки, а затем парочку звезд спорта арестовали за контрабанду. С тех самых пор соседи из привилегированных эмигрантов официально превратились в простых беженцев.
Когда Лукас бежит против ветра, у него болят только щеки, а больше ничего. Поворачивает на запад – здесь уже теплее градусов на десять. В темноте лучше держаться середины улицы и следить за всем, что может ходить или бегать. Люди скорее бросят собственных детей и свои дома на затопленных берегах, но только не питомцев – питбулей и волкодавов. Конечно, разумнее бежать с выключенным телефоном, но Лукасу приятнее иметь дело сразу с двумя мирами. Его отдельный маленький мирок – это славное устройство, оно питается движением, жизнью. Крошечная проекция висит перед правым глазом Лукаса. Сейчас, пробегая по улице вместе с воображаемыми собаками, он не обращает внимания на экран. Тут-то и приходит звонок.
– Да?
– Ты еще не убежал? – спрашивает Уэйд.
– Нет, все еще сижу, – говорит Лукас. – Пью кофе, смотрю на умерших людей по телевизору.
В ответ звучит смешок.
– Согласно показаниям GPS, ты бежишь. Темп – миля за восемь минут: для тебя это все равно что пешком, нога за ногу.
– А копы знают? – спрашивает Лукас.
– Знают что?
– Что ты позаимствовал у них систему слежения?
– Ну и? Собираешься сдать меня им?
Нет, но на этом Лукас отключает телефон. К нему возвращается прежняя злость, и следующие несколько кварталов его ноги буквально летят над землей.
На улице возле здания клуба «Игрек», что в деловой части города, стоят люди. Пловцы и тяжелоатлеты кутаются в теплые шубы; закаленные бегуны одеты легче, в нейлон и полипропилен. Тротуар завален спортивными сумками. Люди стараются держаться спиной к ветру. При каждом выдохе или сказанном слове над их головами поднимаются струйки пара, подсвеченные голубоватым сиянием из-за стеклянной двери «Игрека».
Лукас замедляет бег.
Чей-то ворчливый голос произносит:
– Кто-то тут вскочил спозаранок.
Перейдя с бега трусцой на целеустремленный шаг, Лукас всматривается в лица и улыбается – сперва Одри, а потом уже всем остальным.
– Где же твой велосипед? – вопрошает голос.
– Пит, – произносит Одри. – Прекрати.
Но искушение слишком велико. С добродушной угрозой в голосе Пит Кадзян интересуется:
– Неужели копы и велосипед твой забрали?
– Да, – говорит Лукас. – Мой велосипед, и мои коньки, и мои лыжи. У меня и лошадка-пони была, но они ее застрелили. Так, на всякий случай.
Все, включая Пита, дружно смеются над остроумным ответом.
Лукас сбрасывает рюкзак и встряхивает руками. Пальцы затекли от ремней.
– Семь часов, – произносит Пит, дергая одну из запертых дверей. – А что важные птицы намерены делать сегодня?
– Сидеть на крылечке и каркать, – откликается Лукас.
Бегуны смеются.
– Какая сегодня дистанция? – спрашивает Одри.
– Миль двенадцать, а может, и четырнадцать, – отвечает Пит.
– Четырнадцать – это правильно, – говорит Даг Гатлин. Быстрый Даг. Он старше всех остальных, но тело у него поджарое, как у гончей.
Даг Крауз – самый младший из всех и самый крупный.
– Десять миль звучит куда как лучше, – говорит он.
– Сара и Мастерс тоже собираются, – сообщает Быстрый Даг.
– Да, мечтать не вредно, – говорит Пит, смеясь.
Закатив от досады глаза, Гатлин поясняет Краузу:
– Они встретят нас здесь и пораньше вернутся назад. И ты сможешь закончить вместе с ними.
– А Варнер где? – интересуется Крауз.
– Наверняка опоздает минут на пять и захочет посрать, – фыркает Пит. Бегуны смеются.
И тогда широкоплечая пловчиха начинает колотить в запертую дверь. Крауз смотрит на Лукаса.
– Он тебе звонил?
– Да.
– Мне он звонил дважды, – говорит Гатлин.
– Всем звонил с утра пораньше, хотя бы по разу, – произносит Пит. Бегуны вглядываются в пустой сверкающий вестибюль.
– Меня он обычно не беспокоит, – замечает Крауз.
– Должно быть, плохая ночка выдалась на небесах, – говорит Лукас. Бегуны сдержанно смеются – скорее для того, чтобы показать, что шутка была смешной, чем потому, что им действительно весело.
Тем временем пловчиха отходит от двери.
– Здесь Дин, – говорит она.
Дин – это высокий рыхлый парень, он все делает неспешно. Дин неторопливо идет через вестибюль. Вставляет ключ в замок, будто обезвреживает бомбу. Судя по тому, как медленно открывается дверь, весит она полтонны, не меньше.
– Что, холодно? – писклявым голоском интересуется Дин.
Неразборчивые ответы поднимаются в воздух тонкими струйками пара.
В вестибюле выстраивается очередь. Одри занимает место рядом с Лукасом: